Теперь он больше смотрел ей в лицо, увлечённое своими придумками, красивыми и неожиданными, чем думал о том, что же будет послезавтра на торжественной линейке открытия нового заезда детей. Наконец, завершив работу, она радостно гля-нула ему в глаза:

– Вот, а ты боялся! Это ж так просто!, – улыбнулась Инна, – пойдём, чаю попьём. У меня печенье хорошее есть, – и потянула его за руку в дальний угол хранилища, где стоял незаметный от входа её обеденный столик с чайником, расписными кружками и прочими милыми вещицами.

– Я так люблю чай пить, не представляешь., – её глаза тепло сощурились, она нежно двинула губами. И печенье сама пеку, рецепты придумываю. Мама как-то научила, а я уж сама приспособилась ко всякому делу. Она всё мечтает выдать меня замуж за одного парня, но мне так не хочется за него… Сама не знаю почему. Не хочется и всё тут. Он ей нравится, а мне – нет. Не для меня он. Грубый. Нахальный…» И замолчала, смутившись.

Лёха старался как можно теплее смотреть ей в глаза, чтобы смягчить боль от неожиданных признаний. Он всё больше и больше входил сердцем в её непростой мир, удивляясь многим непонятным вещам. Но старался не будоражить её душу своими притязаниями, понимая, что всё самое сложное ещё впереди. Они выпили почти весь чайник, и пошли в его «пионерскую» посмотреть какой-нибудь фильм. Но как назло, ничего не было и Лёха собрался уходить на уроки. У порога двери Инна тесно прижалась к нему: «Завтра приходи обязательно..»

– Приду, конечно, – ответил он и поцеловал её в глаза.

Назавтра, придя на работу, он с удивлением узнал о бурных переменах. Приглашение в кабинет главврача он воспринял однозначно: будут бить.. Но по виду и завуча, и Пшеничного он понял, ему придумали что-то адски новенькое. И действительно, его переселили из пионерской комнаты, сделав из неё игровую комнату. Он стал хозяином уютного кабинета возле библиотеки, а также маленькой радиокомнаты, в местном обиходе звавшейся «радиорубкой». Этим переменам Лёха обрадовался сразу. Во-первых, не нужно было мучиться со всякими пионерскими сборами, пыльный зал со знамёнами и барабанами ему уже сильно поднадоел. Во-вторых, начальники и не подозревали, какую сладкую услугу ему оказали, быстро изгнав из священного пионерского места. Его личный кабинетик находился рядышком с библиотекой, и Лёхе не нужно было теперь «светиться», бегая по коридору к Инне из пионерской комнаты.

Он расположился в нём совсем по-хозяйски: принёс из дома свою верную пишущую машинку, переставил и протёр мебель. Бывшая захламленная кладовка старшей медсестры превратилась в его любимый рабочий кабинет.

Первой оценила его старания Инна. Она заглянула в дверь и приятно удивилась:

– Да, ты молодец! Как хорошо можешь устраиваться! И, улыбнувшись, сразу предложила:

– У меня дома есть шторы. Мама их не очень любит. Здесь очень светло. Давай занавесим окно. И дуть не будет. Хочешь, а?

– Конечно. Из твоих красивых рук всё, что пожелаешь мне замечательного… – Ага, ну ладно, только ты мне помоги их привезти, они тяжеловаты. – Какой вопрос, – Лёха внимательно посмотрел Инне в глаза. Они по-прежнему были шутливо-веселы.

– По такому важному поводу нам надо обмыть новоселье, – Лёха поддержал её весёлое настроение, – пойдём, чайку попьём? Я пироженки взял в столовой. Свежие..

Инна радостно кивнула головой: «Сейчас, поставлю кофейник и позову, когда вскипит. Будет готово, подам знак условный!».

Через полчаса она тихонько постучала в стену. Лёха радостно шевельнул губами: «Совсем как заговорщики, ну и ну». И пошёл тихонько к ней в библиотеку, предварительно оглядев коридор по сторонам. Наступивший полдень всех медицинских усадил за столы. В холлах было тихо и спокойно.