и пр. После чего он обходил, кадя, кругом Часовню, а архиереи и архимандриты продолжали петь стихи первой статии поочередно. Канонархами служили им два иеродиакона с сильными голосами. Стихов же 118 псалма ни пели ни читали. В начале 2-й статии вошел внутрь Часовни патриарший наместник и также, кадя пред Гробом Господним, начал петь оттуда: Достойно есть величати Тя… и пр. Второй стих пел Патриарх на своем месте, за ним архиереи и т. д., а наместник совершал каждение кругом Часовни. Третью статию начал подобным же образом архиепископ Лиддский. Напев первой и второй статии был, на мой слух, одинаковый, – резкий и тяжелый и для нас, русских, мало приятный. Третья статия пелась особым напевом, напоминавшим какой-то мотив из наших простонародных песен. По окончании статей были петы необыкновенно растянуто тропари по непорочных[200]. Их сменила вторая проповедь на тему: совершишася. Говорил ее один из наставников Богословской Патриаршей школы. Усталость и дремота препятствовали внимать умному и красноречивому слову. Ритор обучался в Афинском университете и в первый раз проповедовал в Иерусалиме. Тут же перед Гробом Господним петы были стихиры на хвалитех и великое славословие. По окончании его Плащаница взята была с Святого Гроба и внесена в алтарь храма Воскресения. Архиереи трикратно обошли с нею кругом престола, поя тропарь: Благообразный Иосиф, и положили ее на престол[201]. Вся служба кончилась в 3 часа утра. Ради русских поклонников ворота городские были отворены целую ночь, и мы возвратились домой беспрепятственно.

Наступил столько славный и столько шумный для Иерусалима день Великой Субботы. Литургия на Русских Постройках началась в 7 часов утра. По многочисленности поклонников из духовного звания, мы всю зиму имели утешение видеть в своей церкви многолюдное соборное служение. На сей раз служило 10 священников и 3 диакона. Относительно времени у нас отступили от устава в уважение того, что поклонникам как можно ранее хотелось занять места у Гроба Господня при раздаянии благодатного огня. Наша служба кончилась к 10 часам. В церкви было менее половины обычных посетителей ее. Большинство предпочло ей стоять или сидеть в храме Воскресения с пучками из 33-х тонких свечек, по числу лет Христовых.

Около 2-х часов пополудни должна была начаться пасхальная вечерня, с такою тревогою и таким нетерпением ожидаемая многими тысячами богомольцев. Я не решался идти в толпу, окружавшую Часовню Гроба.

Страшная давка и опасность сжечь себе платье и волосы удерживали меня от того. Один знакомый обязательно предлагал мне место на балконе, что над иконостасом соборной церкви, откуда можно видеть всю внутренность ее, кишащую несметным народом, и часть Ротонды до самой Часовни. Но я предпочел воспользоваться благоприятным случаем видеть любопытнейшее на свете зрелище с высоты самой Ротонды, теперь, по снятии старого купола, совершенно открытой.

В час пополудни я отправился ко храму и занял место на лесах, поставленных внутри Ротонды и возвышающихся в меру высоты будущего купола. Ни деревянного свода бывшего купола, ни каменных стен его (тамбура) уже более месяца как не существует совсем. Система лесов придумана и выполнена так отлично, что лучшего ничего пожелать нельзя. В уровень с основанием купола они накрыты сплошным потолком, имеющим в середине большое осмиугольное отверстие, обнесенное перилами. В это отверстие можно видеть всю внутренность Ротонды, исключая самую Часовню Гроба, которая, естественно, представляет наблюдателю только свою верхнюю часть или кровлю.