. Оркестр расположился на высоте, между садиком и домом, или, лучше, – дворцом Миссии. Посидев в консульстве, комендант со всем штабом сделал визит начальнику Миссии и на просьбу последнего о том, чтобы музыка осталась у нас на ночь и чтобы ворота города (Яффские) не затворялись в течение ночи, отвечал, что относительно ворот не может быть никакого затруднения, но что оставаться солдатам (музыкантам) так долго вне крепости есть дело необычное, по крайней мере еще не бывалое, что, впрочем, если им дано будет закусить что-нибудь, то он постарается, в честь славного Государя, продлить их пребывание у нас, насколько это возможно, к общему удовольствию русских, и сам со всею охотою останется вместе с ними под дружелюбным кровом нашим. Любезность почтенного сановника очаровала нас. Ему, взаимно, оказано было всевозможное внимание. В садике поставлены были стулья, куда он и перешел с своим штабом слушать музыку и любоваться народным стечением.

Вскоре мы приятно удивлены были появлением целой вереницы чиновников в блестящих мундирах и треугольных шляпах, направлявшейся к тому же садику от консульского дома. Это были консулы французский, мексиканский и греческий, с своими служащими. Около часа почти сидели они большим полукругом в садике, занимая собою всю публику, редко видевшую в совокупности столько знаменитостей городских. Гости угощены были чаем. Отличная любезность и задушевная веселость представителя императора Наполеона (г. де Баррера) всем бросалась в глаза. Когда стало смеркаться, дипломаты попрощались с хозяевами и удалились.

Между тем консульство, с вензеловым щитом августейшего имени, осветилось огнями. Такое же освещение было и по лицевой стороне дома Миссии, над входом в который на высоте поставлен был большой портрет Высокого Именинника, окруженный огненною рамою, а в одном из окон виднелся транспарантный вензель Его с словами: Боже, Царя храни! Когда сырость ночного воздуха увеличилась, комендант вошел в начальнические покои, откуда с любопытством рассматривал в телескоп звездное небо, на котором находились в то время три наиболее занимательные планеты. Собеседников пленила скромность генерала. Совершенно ненароком высказал он, что, кроме одной России, видел почти все страны света, сделав, 30 лет назад тому, кругосветное плавание, причем представлялся даже богдыхану, который удивил его своим географическим невежеством, оказавшись непонимающим, ни что такое Рум (Греция), отчизна странствователя, ни что такое Стамбул с его падишахом! Истинно почтенный паша этот родом из Греции, с освобождением которой он потерял свою отчизну, и, несмотря на свою долговременную отвычку от родного языка, еще свободно объяснялся с нашим о. архимандритом по-гречески.

Часов в 8 солдатам предложен был ужин в доме Миссии, а властям – в консульстве. Вина, по магометанскому закону, гости не пили, и приличные тосты разводились потому водою; за столом в консульстве играла своехарактерная музыка, арабская, с пением. После ужина какая-то труппа итальянцев просила позволения показать гостям и хозяевам опыты эквилибристического искусства своего, превзошедшие ожидания невзыскательной публики. В то же время в кругу военной музыки на дворе показывалось искусство телодвижений ловких обитателей окрестных пустынь. Народ любовался на все это и шумно гулял по двору, рассыпаясь в похвалах русскому имени. Со слов точного переводчика сообщаю одно из множества ублажений, отнесенных к изображению Государя Императора: «да светит добрый Царь и на наш темный угол! света у Него станет на всех» и пр. Очевидно, что это мольба христианского сердца. В половине 11-го часа комендант опять взошел в начальнические покои и