– Страшно как-то, ой, страшно. Но, видать, другого выхода нет. Может и правда, срастётся чего?

– Мы как раз к ним в гости собираемся, на новоселье. Айда с нами. Мужу скажешь, что развеяться тебе надо, с людьми добрыми пообщаться.

– На грех толкаешь, Марья. Да и пущай. Чего уж терять?

– Вот и сговорились. Через два дня выезжаем. Собирайся. Помни, Стёпке ни полслова.

Проводила Глафира соседку. Сердце стучит, как птица в клетке, мысли путаются. Это ж мужа обмануть. Хотя ради семейного счастья можно и схитрить разок. Желание пересилило. Степану сказалась, что в гости позвали. Он отпустил. Тяжко глядеть на поникшую и подавленную супругу.

Через день пути были на месте. Марья с мужниной родственницей повели Глафиру на другой конец деревни, к травнице Пелагее.

У калитки их встретила маленькая старушка в цветастом платке. На поясе ободом у неё висели пучки трав. Поздоровались. Пелагея на Глафиру сразу глянула:

– Знаю, зачем пожаловала. Дитё тебе надобно. Да Бог не дал пока. Так?

– Так, бабушка. Откуда знаете, Марья донесла?

– Да на что мне Марья. Я сама вижу. Глаза чай не слепые. Заходи в дом. А вы обождите тут. Долго не задержу.

Глафиру затрясло, ноги не слушаются. Пелагея её под руку взяла и ласково прошептала:

– Поздно бояться, милая. Уж выбор сделала. Обратной дороги нет, коли порог перешагнула. По доброй воле ко мне пришла али силком кто приволок?

– По доброй, бабушка. Только муж не знает. Грех ведь это.

– Грех греху рознь. Дитё родить в законном браке – не грех. Грех – мучиться и себя изводить. Вона какая сухая. В глазах окромя тоски и нет ничего. А Бог простит. Ему ты худого не делаешь. Не ты первая, не ты последняя. Счастья всем хочется. Помогу. Только плата будет немалая.

– На любую согласна, коли дитё здоровое ржу да воспитаю.

– На любую, говоришь? А тайну сохранить сумеешь? Мужу не сболтнёшь али ещё кому?

– Могила я. Вот вам крест. Марья бы не проболталась.

– За неё не тревожься. У нас с ней свой уговор. Коли нарушит, ждёт её мука тяжкая. Она знает.

Глафира не стала выспрашивать, чего там Марья обещала. Не до этого ей сейчас. Себе бы помочь. Пелагея в дом завела. Внутри чистенько, простенько, травами пахнет —аж дурманит. Усадила гостью на лавку возле печки, сама к столу. На столе разные травки лежат сухие да ступка глиняная с толкушкой.

– Я тебе, милая, сейчас отвару дам. Ты выпей до дна. Пока пить будешь, я заговор прочитаю. Ты не пугайся. Глафира слабо кивнула:

– А плату-то когда дать?

– Погоди, отплатишь ещё.

Пелагея подошла к столу, начала перебирала травы. Складывала в ступку, мяла, подливала настой из ковша и приговаривала:

– Бог не дал, у черта возьму. Плату внесу, по телу пущу. Травы-сборы во едино смешаю, жизнь новую к себе приглашаю. Родится чадо – матери отцу услада. Горе прошлое в ступе истолку – цену знмо какую за счастье возьму. Пей, девка, горькую траву, силу бери, я помогу.

Глафира выпила. Поморщилась.

– Остатки я тебе с собой в склянке дам. Смотри, не разбей. Через три дня выпей половину. Другую половину ещё через три дня. Пей на рассвете. Да дело делайте. А то как травка сработает?

Пелагея хитро сощурилась, засмеялась. Глафира отставила стакан и почувствовала тепло в теле. Внутри легко сделалось, заулыбалась.

– Теперь и про уплату уговоримся. Слушай внимательно. Дитё родится, выкорми, воспитай, как полагается. Как шестнадцать лет минует, мне привезёшь. Я её обучу всем премудростям, которые знаю. Три года учить буду. И чтоб ни ты, ни муж, ни какая другая родня сюда не совались. А как девятнадцать исполнится, отпущу с миром на все четыре стороны. Непростая дочь тебе придёт. Такова моя цена. Ты сама согласилась. Уговор есть уговор.