Митяй знал эту процедуру. И когда камни раскалились, он побросал их в бочку. Старик одобрительно крякнул и пальцами пощупал теплоту воды.

– Вокат! – сказал он.

И они бережно опустили больного туда.

– Даржи парня, – сказал дед, – а то утопнет.

А сам полез в погребец, который оказался прямо в курени, и достал оттуда сосуд с какой-то темной жидкостью. Ее-то он и стал заливать в бочку, размешивая рукой. Митяй удивился: «А че сразу не налил», но спросить не решился.

– Глыбжи опусти, – сказал дед.

Митяй опустил его до носа. Дед, скинув рубаху, обнажил свое вовсе не хилое тело, покрытое седыми волосами. Он начал больного массажировать, покрикивая:

– Повертай! А ще!

Процедура длилась довольно долго. Дед был неутомим, хотя пот бежал с него градом.

– Кажись, хватить, – сказал он и велел вынимать парня.

Дед помог Митяю донести больного до лежака. Обтерев, вновь намазал его мазью. Обернув холстом, закрыл несколькими шкурами.

– Ен пить запросит, дашь ему енто, – и, сняв с полки сосуд, поставил его на стол.

За долгое время Митяй впервые услышал голос больного:

– Пить.

Эти процедуры продолжались долго. Только дед менял состав лекарств. Часто он заставлял Митяя крошить свежие еловые ветки и закладывать их в бочку. Когда больной попросил есть, дед сказал:

– Нужна свежа кров ведьмедя.

Митяй посмотрел на него удивленными глазами. Дед ухмыльнулся и куда-то вышел. Вернулся вскоре, держа в руках две рогатины. В душе Митяя защемило. На медведей он не ходил. Но хозяин так возится с этим парнем, что ему нельзя было ни в чем отказать. Что же делать? Помог Алим.

– Ты че, Митяй, испугался?

Он почувствовал, что парень вмиг изменился, увидев рогатины.

– Да ты че, Алим, я… да нет… тово.

Деда не провести. Он подошел к нему, положил руку на плечо:

– Тебе, Митяй, придется счиниться. Я тоже один-то щас стал стеречься. А раньше… Я тя научу.

Вышли они затемно. Алим шел широким размашистым шагом. Сказывалась выучка. За ним, след в след, шел Митяй. Он нес рогатины и шест. Когда подошли к реке, парень передернулся. Еще свежа была в памяти его купель. Но дед шел уверенно, выбирая дорогу по снегу. Митяй тут же смекнул, где лежит снег, там лед толще.

Поднявшись на крутой берег, Алим присел на поваленной березе отдышаться.

– Да, – покачал он головой, – бывало, забежишь и дальше попрешь. Так тоть, – и вдруг он переменил разговор, – не забудь, че я те говорил. Собирись в кулак и зри. Ежли ведьмедь выскочит и на тя преть, метнись в сторону. Зверюга, знай, ловок. Это он на вид такой нескладный, а на деле шустр. Но больше они ходют на задних лапах. Вот тут ты сам будь ловким.

Дед встал:

– Глянь!

Он полусогнул ноги и покачался на них.

– Дай! – и указал на рогатину.

Взяв ее, он принял стойку: левая рука впереди, правая почти на конце рогатины, ноги полусогнуты. И вдруг он бросается вперед, выбрасывает резко рогатину, досылая ее правой рукой.

– Эх! х! х! – раздается его резкий крик.

– Да, – качает Митяй головой, – вот те и старец.

Дед только усмехнулся.

– Пошли, – сказал он, углубляясь в лес.

Это было царство огромных, просто гигантских елей. Их кроны так широко разошлись, что казались вторым небом над головой. Тут была вечная темнота. Но идти было легко. Редко встречался поверженный великан, преграждавший дорогу. Митяю казалось, что это самое медвежье место.

– Слышь, Алим, а как мы донесем кровь? – догоняя его, спросил Митяй, сгибаясь перед очередной огромной веткой.

– Тык карман-то у тя есть? – смеется дед.

– Шутник ты, старый! Никак ведьмежонка добывать будем.

– Нуть, с догадкой, – дед приподнимает ветвь.

Но скоро лес изменился. Ели начали мешаться с березой, кустарником. Идти стало гораздо труднее. Переходя очередной овраг, дед вдруг остановился и стал озираться вокруг себя.