Иван и Муза Валерий Цуркан

1

Иван Сергеев родился и жил в маленьком провинциальном Мичуринграде, в доме с облупившейся краской и скрипучей дверью в подъезде. Сорок лет он прожил в этом доме, краску время от времени обновляли, двери меняли – но краска всё равно обсыпалась, а дверь начинала скрипеть. И ему уже казалось, что он и сам тоже обсыпается и скрипит. Так заскрипел и обсыпался и брак с женщиной, не готовой жить с человеком, который вот уже много лет считал себя начинающим писателем. Много лет он начинал-начинал, да так ничего и не завершил. И жена подумала и уехала жить к программисту, который умел начинать и заканчивать все дела. Может быть, Мария ушла вовсе не из-за увлечения литературой, но он считал, что именно по этой причине. Иван Сергеев мнил себя пострадавшим за искусство.

Иван часто запирался в своей комнате, окружал себя стопками книг и, погрузившись в мир фантазий, сочинял истории о далёких странах и необыкновенных героях. В его воображении трещали реи кораблей, пронзающие океанские просторы, вырастали высокие горы, скрывающие в своих недрах тайны древних цивилизаций. Каждый вечер, садясь за стол, он искал слова, что могли бы превратить придуманные им образы в живую реальность. Однако годы тянулись, и Иван, достигнув зрелости, так и не смог завершить ни одного романа. Лучшими ему казались первые наброски – мимолётные эскизы, которые он прятал в ящике стола, опасаясь их кому-либо показать. Но его книги умирали, так и не родившись. Любой его замысел укладывался в одну-две страницы, на том интерес к роману пропадал и листок отправлялся в картонную папку с надписью «Незавершённое».

Писал он исключительно на бумаге, компьютеры не признавал, хотя пользовался ими по работе. Когда ему было тридцать, он купил старую пишмашинку «Москва» в надежде, что она поможет развить писательский дар, но и эта магия не подействовала. Некоторые буквы западали, и иногда приходилось дорисовывать их карандашом. Пальцы частенько застревали между клавишами – порой сдирал кожу, вытаскивая их из недр машинки и вполголоса матерясь. Всё как у настоящих писателей, кроме результата.

Каждое утро он просыпался с намерением написать хотя бы несколько страниц. Но слова, как птицы, ускользали от него, а мысли разбивались о суровые будни, не позволяя создать не только роман, а даже короткую повесть или рассказ. В моменты вдохновения он брал ручку или заправлял бумагу в машинку, но спотыкался на первых же строках. В лучшем случае домучивал две-три страницы.

Он осознавал, что, возможно, не завершить свой роман – это тоже своего рода искусство. Он стал наблюдать за жизнью вокруг, записывая наблюдения и мысли. Эти дневниковые заметки превращались в страницы, которые не были романами, но могли бы рассказать миру о постоянном и безрезультатном стремлении к писательству.

Жизнь Ивана Сергеева стала хроникой его немоты. В какой-то момент, поняв, что снова не смог дописать даже рассказ, он начал принимать свою неполноценность как личный стиль.

А ещё он верил в музу. Не в эфемерную мистическую, с арфой и крылышками, которая существует в воображении писателей, а в настоящую женщину. Был уверен, однажды его посетит прекрасная незнакомка, и он напишет гениальный роман. Создаст такую вещь, которая покорит каждого. А ещё представлял, что у писателя с музой должен быть секс. С женой были отношения, но хотелось большего, праздника и феерии. Оттого и ушла Мария, что их постель за годы совместной жизни превратилась в театральные подмостки провинциального театра – оба делали вид, что им нравится, но актёрами были никакими.

И однажды чудо произошло.

2

В субботу был выходной, Иван заварил чай, капнул в него немного башкирского бальзама и сел за печатную машинку. Чем нравилась «Москва» – старушка не боялась быть залитой чаем или кофе. Компьютерная клавиатура после этого выбрасывалась в мусорку, а пишмашинка знай себе работала.

Две недели писал он новый рассказ, но на бумаге появлялись лишь мёртвые буквы. Текст не хотел оживать, чего-то не хватало. Иван выбрасывал скомканные листы, пил чай, курил и думал, как же придать жизни этой истории. Но ускользало нечто важное – сколько бы автор ни долбил по клавишам, не удавалось поймать настроения и создать атмосферу. Набор предложений не желал превращаться в художественное произведение. Или же удавалось ухватить что-то интересное, выкроить из череды слов красивого героя, но дальше перед автором вырастала стена, которую он не мог пробить уже многие годы. Каждый раз казалось, что вот, нашёл! – но нет – снова выходила мертворождённая зарисовка. Иногда даже красивая, но – мёртвая.

Он уже давно переболел жаждой бумажных публикаций любой ценой. Публикация у него была, но лишь одна, и та в платном альманахе. Когда он с трепетом открыл приятно пахнущую бумагой свою первую (и на сей момент последнюю) книгу, то с ужасом понял, что рассказы, размещённые в толстом томе с твёрдой симпатичной обложкой, пахнут не столь красиво. Стало стыдно, что рядом с ними напечатана и его зарисовка, и Иван зарёкся издаваться в графоманских сборниках. Хоть он и был сам графоманом, но подкованным, разбирался в литературе.

***

…За спиной послышалось движение. Оторвавшись от печатной машинки, Иван развернулся и увидел женщину лет тридцати. Одета в белый спортивный костюм и такие же белые кроссовки. Светлые волосы собраны на затылке в короткий хвост. Красивое лицо с тонкими чертами, большие глаза, нежные губы – она была прекрасна.

– Здравствуйте, вы не видели моего кота? – с улыбкой спросила белоснежная женщина.

Как эта красавица оказалась в квартире с запертой изнутри дверью – большая загадка.

– У меня нет вашего кота. А вы откуда?

– Я кота ищу. Кажется, он забежал в вашу дверь. Здесь открыто было.

Иван точно помнил – дверь оставалась закрытой на ключ. Но, наверное, на этот раз забыл замкнуть, – подумал он и пожал плечами.

– У меня нет котов. И дверь я запирал… – он уже не был в этом уверен. – Вроде бы.

В этот миг из-под стола раздалось протяжное и жалобное мяуканье.

– Барсик! – воскликнула женщина и, подбежав к столу, опустилась на четвереньки, полезла к мяукающему коту.

Иван отметил выпуклости её тела и поймал себя на мысли, что не против бы прикоснуться к ним. И, откатив кресло в сторону, вцепился пальцами в подлокотники, чтобы не дать волю рукам.

– Вот ты где, негодник! – сказала дама и вытащила на свет такого же ослепительно белого кота.

Поднялась с колен и прижала Барсика к груди. Третий-четвёртый размер, оценил писатель и спросил:

– А вы новая соседка? Я видел, вчера кто-то переезжал, носили вещи по лестнице.

– Можно и так сказать. А вы писатель?

– Да… – застенчиво произнёс Иван. – Можно и так сказать.

Белоснежка присела на краешек стола, не выпуская кота.

– И где вас можно почитать?

– Нигде. Я ещё никуда ничего не посылал и никому не показывал. Кроме одного раза… Наверное, я плохой писатель.

– Самокритика – это хорошо. А мне покажете?

Поставив кота на стол и, не дожидаясь ответа, выдернула из машинки лист.

– Я ещё никому… – запротестовал автор, вскакивая с кресла.

– Вот я и буду первая.

Она принялась читать, шевеля губами. Кот внимательно следил за ней, словно понимал, что происходит. Иван напряжённо молчал, стоя рядом. Ворвавшаяся в его дом незнакомая женщина неожиданно и без разрешения стала бета-ридером.

Дочитав, она отложила листок.

– Знаете, а мне нравится, как вы пишете. У вас лёгкая рука. Но… мне кажется, вы сами не знаете, о чём хотите написать. И… наверное, поэтому все ваши вещи остаются в виде вот таких вот забавных миниатюр. Я не ошиблась?

Иван покраснел. Не в бровь, а в глаз.

– Кхм. Да… пожалуй, вы правы. Я никак не могу поймать то самое важное, ради чего стоит писать. Исписал тонну листков… этих самых забавных миниатюр, как вы говорите, но…

В груди опустело. Эта женщина одним глазом глянула на писанину и сразу высказала то, до чего так и не смог дойти своим умом. Нет в нём писательского дара, умеет составлять слова в предложения, писать забавные миниатюры, но и всё на этом.

Разозлившись на себя, вырвал из её рук листок, изорвал на мелкие клочки и отправил в корзину под столом.

– Спасибо, что раскрыли мне глаза…

– Не обижайтесь, – голос был вовсе не насмешливым, как могло бы показаться. – Вы шли не по той дороге, а теперь, надеюсь, сможете найти свой авторский путь.

Большие синие глаза светились, как две звезды.

– Да кто вы такая? – доброжелательный тон незнакомки ещё больше разозлил его. – Нашли кота – до свидания!

– Я могу вам помочь. Правда, Барсик?

Кот кивнул.

Иван толкнул корзину ногой поглубже под стол.

– Вы уже помогли…

Почти добавил «понять свою никчёмность», но замолчал.

– Я совершенно искренне говорю, – дама встала, и оказалось, что она на голову ниже Ивана. – Хотите, я буду вашей музой?

Иван опешил… Перевёл взгляд с женщины на кота. Тот, не мигая, смотрел на него, словно ждал ответа.

– Мне действительно нравится, как вы пишете, – продолжила гостья. – Люди годами учатся, заканчивают университеты, и не могут добиться результата, а у вас тут всё – и красивый язык, и образность. Это основа писательского таланта, ваш инструмент. Вы умеете им пользоваться, но не знаете, на что всё это потратить. А я вам покажу. Хотите?

– А вы что же, литературный редактор? – он попытался придать голосу язвинки, но не вышло.