Как только угроза войны миновала, московские условия показались казанцам неимоверно тяжелы. Особенно нестерпимо для них было отделение горной стороны. Уже в сентябре Хабаров и Выродков дали знать государю, что русские пленные освобождены не все, что Шигалей знает про это, но не обращает внимания, боясь волнений. Иван попытался подействовать на казанцев лаской и уговорами. В Казань поехали боярин князь Дмитрий Палецкий и дьяк Клобуков: они повезли царские подарки хану и князьям и благодарность всей казанской земле за службу; но вместе с тем они должны были требовать освобождения всех русских пленных, а в противном случае объявить, что государь терпеть этого не будет.

Между тем как Палецкий поехал в Казань с этим наказом, из Казани в Москву приехали послы от Шигалея с челобитьем, чтобы государь уступил ему горную сторону или хотя бы дал часть оброков с нее да подтвердил бы клятвой нерушимость мира. Иван велел отвечать, что не уступит с горной стороны ни одной деньги, а клятву даст тогда, когда в Казани освободят русских пленных – всех до последнего человека. Но возвратившиеся из Казани боярин Хабаров и дьяк Выродков сообщили, что казанцы с неохотой освобождают пленных, куют их в цепи и прячут по ямам, а Шигалей смотрит на это сквозь пальцы.

Шигалей не зря опасался волнений. Вскоре в Казани возник заговор сибирского князя Бибарса Растова с братьями, которые вошли в сношения с ногаями и собирались убить хана и русских послов. К счастью, Шигалей успел опередить заговорщиков. Мятеж был пресечен чисто по- восточному. Шигалей зазвал заговорщиков к себе на пир. Во время попойки слуги хана устроили резню, спасшихся из пиршественного зала добивали стрельцы, окружившие дворец. Всего было перебито около 70 человек – главарей заговора, прочие сторонники Бибарса разбежались.

Эти события подтолкнули Москву искать выхода из сложившейся ситуации в замене хана русским наместником. Знатные казанцы, жившие в Москве и Свияжске, поддержали этот замысел, выговорив для Казани автономию: казанской казной должен был распоряжаться наместник, а не царь; в городе сохранялась мусульманская администрация.

В феврале 1552 года в Казань отправился Адашев уговаривать Шигалея передать город под власть русского наместника.

– Сам ты видишь измену казанцев, – говорил он хану. – Они изначала лгут государям московским, брата твоего Еналея убили, тебя самого несколько раз изгоняли и теперь хотели убить. Нужно непременно, чтобы ты укрепил город русскими ратными людьми.

Шигалей отвечал на это:

– Оставаться в Казани мне нельзя: сильно я раздосадовал казанцев – обещал я им у царя и великого князя горную сторону выпросить. Если меня царь пожалует, горную сторону даст, то мне в Казани жить можно, и, пока я жив, до тех пор Казань государю крепка будет.

Адашев возражал:

– Тебе уже было сказано государем, что горной стороны Казани не отдавать. Бог нам ее дал. Сам знаешь, сколько бесчестия и убытков наделали государям нашим казанцы. И теперь они держат русский полон у себя, а ведь тебя на царство посадили, то с тем, чтобы весь полон отдать.

– Если у меня горной стороны не будет, то мне бежать к государю, – вздыхал Шигалей.

– Если тебе бежать к государю, то укрепи город русскими ратными людьми, – настаивал Адашев.

Но Шигалей ни за что не соглашался на это:

– Я своему государю не изменю. Но я мусульманин: на свою веру не встану. Если мне не в меру будет жить в Казани, я лихих людей еще изведу, а сам поеду к государю.

Тем временем противники Шигалея в Москве и Казани торопили царя со смещением хана. Новое казанское посольство объявило, что, если государь не согласится на это, они будут искать себе государя в иных землях. Адашев вновь поехал к Шигалею просить его пустить в город московское войско. Но хан отвечал по- прежнему, что «бусурманского юрта (закона. –