Правильность новой тактики сказалась незамедлительно. Устрашенные появлением в их земле грозной крепости, возникшей словно по волшебству, местное население – чуваши и горные черемисы, жившие на правом, нагорном берегу Волги, – стало толпами приходить в Свияжск к Шигалею и воеводам с челобитьем, чтобы государь простил их, облегчил их ясак (подать) и выдал жалованную грамоту. Воеводы отсылали челобитчиков в Москву, где с ними обходились весьма ласково, – «а государь их жаловал великим жалованьем, кормил и поил у себя за столом. Князей и мурз и сотных казаков жаловал шубами с бархатом и с золотом, а иным чуваши и черемисе камчатные и атласные шубы, а молодым однорядки, и сукна, и шубы бельи, а всех государь пожаловал доспехами и коньми с деньгами…»; кроме того, Иван выдал им просимую грамоту с золотой печатью и сложил с них ясак на три года, а Шигалею и воеводам приказал привести горную сторону к присяге и послать чувашей и черемисов на Казань, чтобы испытать их верность. Присягнув Москве, новые подданные пришли под Казань на Арское поле и крепко бились с крымцами, вышедшими к ним навстречу. Когда же из города вывезли пушки и пищали и начали стрелять, то черемисы и чуваши дрогнули и побежали, потеряв 100 человек убитыми и 50 пленными. Показав таким образом верную службу царю, горные люди, толпами по 500—600 человек, снова стали ездить в Москву за подарками.
Благодаря блокаде речных путей жизнь в Казанском ханстве оказалась полностью парализованной. Это вызвало волнения среди подчиненных Казани народов. В июне арские вотяки приехали в Казань «с боем на крымцев» – они требовали от правительства подчиниться Москве, «о чем-де не бьете челом государю». Мятежников разогнали, но крымцы чувствовали, как почва уходит у них из-под ног.
В Казани вновь подняли головы сторонники Москвы: «начали розниться казанцы с крымцами», говорит летопись. Крымцы в числе 300 человек – «уланов и князей, и азеев, и мурз, и казаков добрых», опасаясь, что казанцы могут выдать их русским, собрались, пограбили все, что было можно, и внезапно бежали из Казани, побросав своих жен и детей. Они шли вверх по Каме и лесами добрались до устья Вятки. Здесь на них напал воевода Зюзин, стороживший перевоз. Крымцев «побили наголову и потопили». Сорок шесть пленников были отосланы в Москву и там казнены – «за их жестокосердие». Крымское засилье в Казани кончилось навсегда.
После бегства крымцев Казань очутилась в руках промосковской партии. И вот к Ивану явились казанские послы с челобитьем, чтобы он в неволю их «не имал». Казань из последних сил цеплялась за призрачные остатки своей независимости. Иван отвечал, что пожалует землю казанскую, если казанцы выдадут ему Утемиша с Сююн-Беки, семьи бежавших крымцев, освободят всех русских пленников и признают своим царем Шигалея. Послы согласились на все. Адашев отправился в Свияжск объявить Шигалею, что государь жалует ему Казанское царство с луговою и арскою стороной, но горная сторона отойдет к Москве, как «взятая Божиим милосердием да саблею» государя еще до челобитья казанцев. Шигалея сильно оскорбило это последнее условие, не оговоренное ранее; но бояре прямо объявили ему, что оно не будет изменено ни под каким видом. То же самое русские послы заявили казанскому курултаю, собравшемуся, чтобы обсудить условия Москвы; они настояли, что раз «Бог государю то учинил… тому уже инако не бывать, как… Бог учинил». Москва твердо стояла на давнем принципе своей политики: что ей в руки попало, то пропало.
В августе 1551 года Шигалей сел в Казани с тремя сотнями касимовских татар и двумя сотнями стрельцов. Утемиш-Гирея отвезли в Москву и крестили под именем Александра. Началось освобождение русских пленных; было объявлено, что если кто утаит раба, то будет казнен смертью. В Казани свободу получили 2700 человек, а по всему Казанскому ханству – около 60 000. Пленные собирались в Свияжске, а оттуда расходились и рассылались по домам – в Нижний Новгород, Балахну, Кострому, Галич, Вятку, Устюг, Муром, Касимов, Рязань и другие города и земли. Наблюдать за освобождением русского полона в Казани остались московские послы – боярин И. И. Хабаров и дьяк Иван Выродков.