Среди золотоордынских осколков, рассыпавшихся по границам Руси, наибольшую важность для Москвы имело Казанское ханство. Отношения с Казанью имели особое значение уже в силу самой ее географической близости. Раскинувшееся на берегах Волги, среди дремучих лесов мусульманское государство представляло любопытное явление. Как государственное образование Казанское ханство возникло в 30-х годах XV века и за недолгий срок своего существования сумело проявить свое культурное своеобразие в мусульманском мире. Но если в географическом смысле Казанское ханство было, так сказать, некой аномалией, нарушавшей привычные представления о пространственных условиях существования мусульманских государств, наследников Золотой Орды, то в политическом и экономическом отношениях оно не смогло преодолеть их родовой порок, оставаясь государством-хищником, живущим за счет соседей. Работорговля составляла одно из существенных условий процветания Казани. Город был наводнен русским полоном, русских рабов продавали толпами, точно скот, разным восточным купцам, приезжавшим сюда специально с этой целью. Прекратить свои хищнические набеги Казань просто не могла – это означало бы для нее экономическую катастрофу. И как любое другое государство-хищник, она была исторически обречена. Ее гибель была вопросом времени.

Немногим более чем столетнее соседство Москвы и Казани отмечено четырнадцатью войнами, не считая почти ежегодных пограничных стычек. Долгое время эти войны не носили радикального характера, обе стороны не стремились покорить или уничтожить друг друга. Казань требовала уплаты дани, Москва – признания своей независимости, позже – верховенства. При Иване III, благодаря союзническим отношениям России с крымским ханом, Казань была поставлена в вассальную зависимость от Москвы, которая сажала на казанский престол своих ставленников.

Все изменилось в конце правления Василия III, когда, с одной стороны, в Казани вновь усилилось крымское влияние, с другой – Москва осознала себя как последнюю защитницу православной веры. Стремление навсегда положить конец казанским разбоям вызрело именно в церковной среде. Духовенство – самое образованное московское сословие – тяжелее всего переживало татарский гнет и более других слоев русского населения скорбело об иноземном засилье, с большой силой выражая свои чувства в проповедях, поучениях, летописях, житиях. К чести русского священства, несмотря на то что в материальном отношении ему жилось при татарах относительно легко, национальные интересы неизменно брали верх в сознании Церкви над соображениями материальной выгоды. Для духовенства татары были ненавистными «безбожниками» и «погаными», которые наложили невыносимое иго на русский народ, и, как только Москва почувствовала свою силу, Церковь воззвала к отмщению. Своей восточной программой московское правительство почти всецело обязано умственным усилиям образованного духовенства.

О намерении Москвы положить конец самостоятельному существованию Казани первым возвестил митрополит Даниил, который в 1523 году предначертал путь дальнейшей политики: «великий князь всю землю казанскую возьмет». Митрополит Макарий, очевидно, вполне разделял это мнение своего предшественника, проповедуя поход на Казань в качестве великого долга, лежащего на совести молодого царя. Во всяком случае Макарий не был только пассивным наблюдателем, многие страницы летописи сохранили следы его кипучей деятельности: перед каждым из трех казанских походов Иван «совет сотворяет с отцом своим митрополитом»; Макарий благословляет царя «на земское дело идти, на клятвопреступников казанцев» и воодушевляет войско – «поучает и благословляет бояр и воевод и князей и всех людей воинства царева».