Но ведь все это уже содержится в первом послании Грозного 1564 года! Все, что Курбский имеет сообщить о Сильвестре, есть как бы зеркальное отражение тех сведений, которые он мог прочитать в писаниях царя. Ни одного нового слова о всемогущем попе Курбский не добавляет.

Это означает, что Ивану удалось навязать своему злейшему противнику желаемый образ! Остается выяснить, зачем это ему понадобилось. Я думаю – для перевода полемики на удобную и выгодную для него почву. Выставляя Сильвестра виновником и вдохновителем боярского неповиновения, Грозный переводил спор с Курбским в область отношений священства и царства – область прекрасно ему известную, где он мог задействовать весь арсенал накопленных годами исторических и религиозных аргументов, подавить соперника грузом своей учености. А между тем Курбский всего-навсего спрашивал царя: зачем ты нас, бояр, сильных во Израиле, опору царства, побил еси?.. Но царь немедленно оборачивает, библейскую ссылку против Курбского, напоминая слова пророка Исайи: «Тако глаголет Господь владыка Саваоф, сильный Израилев: «Ох, горе крепким во Израиле! Не престанет моя ярость на противныя, и суд мой от враг моих сотворю: и наведу руку мою на тя, и разжегу тя в чистоту, неверующих же погублю, и отыму всех беззаконных от тебе, и всех гордых смирю». То есть Иван выставлял себя мстителем Божиим против преступников, поправших Божественный Закон. В этом смысле все его казни – не что иное, как акт благочестия. И вот тут-то он рисует фигуру Сильвестра, священника, посягнувшего на царскую власть, данную от Бога. Грозный впадает в бесконечные исторические отступления, иллюстрирующие вред вмешательства Церкви в мирскую власть. «Вспомяни же, егда Бог изважаше Израиля из работы (то есть вызволив из египетского рабства. – С. Ц.), и егда бо убо священника ли поставил владети людьми?..» Нет, Моисей один был поставлен править Израилем, Аарон же только священствовал. Но когда Аарон присвоил царскую власть, он отвел израильтян от Бога, что привело к падению Израиля. «Смотри же сего, – строго напоминает царь, – яко не подобает священникам царская творити». Пример за примером, он доводит до венца всех бедствий – падения Царьграда. И здесь причина гибели та же – засилье Церкви в делах мирской власти: «И понеже убо тамо быша цари послушные епархом и синклитом, и в какову погибель приидоша. Сия ли убо нам советуеши, еже в таковой погибели прийти?»

Почему все это произошло? Потому, поясняет Грозный, что Бог предъявляет к святительской и царской власти разные требования. Святительская власть требует украшения смирением; царское же правление невозможно без страха и обуздания «злейших человек и лукавых». «И аще убо царю се прилично ли: иже бьющему царя в ланиту, обратите и другую?.. Како же царство царь управит, аще сам без чести будет? Святителям же сие прилично…»

Так, рисуя картину всемогущества Сильвестра, Грозный отводил от себя упреки в гонениях и мучительстве, ибо те, кого Курбский называет праведниками и мучениками, на самом деле нечестивые злодеи, «собаки» и клятвопреступники, заслужившие смерть. Преследовать их – дело благое и праведное, каковое предписано святыми отцами, апостолами и самим Богом. Страдания же грешников не превращают их в мучеников.

Курбский, повторяю, попался в полемическую ловушку, расставленную ему Грозным. Заговорив о Сильвестре, он лишь превратил тип в антитип с ясно различаемым нимбом над головой. Поэтому у нас есть все основания заключить, что единственный источник сведений о «всемогущем» Сильвестре – сам Грозный.