Чехов писал за простым письменным столом. Светила лампа с зеленым абажуром. Пальцы его холодели от спокойной жалости к людям. Мохнатые зимы, бубенцы, смешная нелепость старой России и, как стон скрытой тоски, песни цыган из Яра.

Мы расходились по домам. А снег все падал и падал. Пылали щеки. Молодое и пылкое наше счастье бежало наперегонки с нами по скользким тротуарам, провожало нас, долго не давало заснуть. Оно мигало на стенах. Оно сыпалось на землю ворохами снега. Оно пело всю ночь сквозь теплый сон свою вечную песню о любви и печали.

Скажите, что может быть прекраснее? И, вот, с этих самых пор и вошла в душу очарованность и осталась. И жить без нее я уже не мог. А уж потом пришла и поэзия. Ведь жизнь, сколько бы ты не прожил, измеряется не годами, а мгновениями счастья. А очарованность так похожа на счастье, а может даже оно и есть. Ведь душа, как струна, ждет свою музыку. А поиск себя разве это не поиск своей, только своей музыки, своей песни? И еще это совесть – высочайший полет души к Богу.

Заканчиваю. Ничего нового я, конечно, не сказал, никаких Америк не открыл. Можно было и не читать. А вот это прочтите пожалуйста. Очень вас прошу. Обещаю – не пожалеете.

Великая литература, великая поэзия, великая музыка. Нет без них души, нет жизни, нет Человека.

Сны он не любил. Все он были навязчиво-тупиковыми. Куда-то он не успевал, куда-то не попадал, что-то не получалось. Надвигалось безнадежно, безвыходно, крутилось одно и то же, одно и то же пока не просыпался. Со временем он привык. Тупиковые, так тупиковые. В конце концов, это же только сны. Но этот был совсем другой. – Жид, жид по веревочке бежит. А веревка лопнула и жида прихлопнула. – Где-то он уже это слышал. Но где, когда? И не мог вспомнить. И это мучило. Знал: не отпустит пока не вспомнит. В конце концов он всегда вспоминал. Иначе он просто не мог. И он вспомнил. Конечно, это было тогда, в далеком сибирском городе, куда они убежали от войны. В детском саду. Дразнили его. Всегда только его, а он не понимал почему? – Мама, а что такое жид? – спросил он дома. Мать не ответила, но как-то странно посмотрела на него и быстро вышла. А когда вернулась, глаза у нее были почему-то красные, как будто она только что плакала. И ему было жалко ее. Ведь она была такая красивая! Самая красивая мама на свете.

Конец ознакомительного фрагмента.