и старцем Силуаном – исполнил и это поручение: исправил Триодь, Часослов, Праздничную Минею, Толковое Евангелие и Апостол. При этом он заметил много ошибок, противных не только грамматическому и логическому смыслу речи, но и православному учению, например: об Иисусе Христе в Часословах говорилось, что Он – «един точию человек», в Толковых Евангелиях – что Он «бесконечною смертию умре», в Триодях – что Он «создан и сотворен», в каноне в неделю Фомину – что плоть Его по воскресении «неописуема»; о Боге Отце в Часословах встречалось выражение, что Он «собезматерен Сыну» и т. п. Причину такой порчи книг он видел в необразованности прежних русских переписчиков и переводчиков и доказывал, что все эти книги должны быть исправлены не чрез сличение их только с древними славянскими списками, но посредством нового перевода их с греческих книг лицами образованными, знакомыми с грамматикой, риторикой и философией. Но такой взгляд преп. Максима Грека, при тогдашнем недоверии русских к грекам, был признан смелым и оскорбительным для русского национального чувства. Против Максима поднялся ропот среди писцов и книжников, преданных букве писания, как святыне. Они стали говорить, что Максим не исправляет, а портит книги; что хулами на них он «прилагает велию досаду русским чудотворцам, иже сицевыми священными книгами благоугодиша Богу». Впрочем, на первых порах дело ограничивалось одними толками, потому что преп. Максим находил поддержку в великом князе Василии Ивановиче и митр. Варлааме (1511–1521 г.). Но вскоре обстоятельства переменились. Митрополит Варлаам был удален с кафедры. Великий князь охладел к Максиму, потому что последний не одобрял развода его с бездетною супругою Соломонией, духовенство также было недовольно им за резкие обличения. В 1525 году был созван собор в княжеских палатах под председательством митр. Даниила (1522–1539 г.), и Максима позвали на суд. Здесь на него было возведено много обвинений, но самым важным из них было обвинение в неправославии: говорили, что он не допускает девства Божией Матери, восшествия Иисуса Христа на небо с плотию, вечного сидения Его одесную Бога Отца и т. п. В доказательство последнего обвинения ссылались на ошибочно сделанные преп. Максимом поправки в Триоди, где вместо слов: «Христос взыде на небеса и седе (оконченное действие) одесную Отца» или «седяй (настоящее действие) одесную Отца» было написано: «седев (прошедшее действие) одесную Отца, седевшего одесную Отца, или сидел одесную Отца». Указаны были и другие ошибки, сделанные Максимом, напр., «не страшно» или «бесстрашно» (вместо «бесстрастно») Божество и т. п.

Некоторые из обвинений преп. Максим совершенно отвергал, в других оправдывался недостаточным знанием русского языка, в иных же не сумел оправдаться. Дело кончилось тем, что Максима осудили и сослали в Волоколамский монастырь (в 1525 г.). Здесь ему запрещено было писать и получать письма; его мучили голодом, холодом, дымом и т. п. Но Максим считал себя невинным, переписывался с преданными ему людьми и оправдывал свои действия. Между тем, в переведенных и исправленных им книгах были найдены новые погрешности. В 1531 г. его снова позвали на собор. Здесь были прочитаны некоторые места из переведенного им жития пресвятой Богородицы, говорящие, по-видимому, против девства Богоматери, напр.: «Иосиф… обручает себе отроковицу… совокупления (вместо совещание) же до обручения бе» и др. Затем, было указано, что Максим загладил в книге Деяний св. Апостолов слова 8-й гл. 37 ст., говорящие о вере в Иисуса Христа, как Сына Божия, а из Троицкой вечерни вычеркнул большой отпуст. Повторялись и прежние обвинения. Преп. Максим оправдывался, но отцы собора нашли в его сочинениях признаки ереси жидовствующих и осудили, «аки хульника и св. писаний тлителя»: отлучили от причастия Христовых тайн и в оковах отправили в тверской Отрочь монастырь. Сотрудников его также осудили: Михаил Медоварцев был сослан в Коломну, а старец Силуан – в Волоколамский монастырь и там задушен дымом. Находясь в заключении, преп. Максим написал «Исповедание веры», из которого ясно было видно, что он не содержит никаких еретических мыслей; однако заточение его продолжалось. Тверской епископ Акакий (1522–1567 г.) старался, насколько было можно, смягчить его положение. Максиму дозволено было писать и держать при себе книги, а митр. Иоасаф разрешил ему приобщаться святых тайн; в 1553 г. преп. Максим был переведен в Троицко-Сергиеву лавру и принят здесь с честью, а в 1556 г. скончался.