Другая система рек (Западная Двина, Ловать – Волхов— Нева), хотя и не в такой степени, как южная, и притом значительно позже, в свою очередь тоже властно направила народную жизнь на северо-запад, к Балтийскому морю (борьба за Ливонию и побережье Финского залива, с Ивана Грозного вплоть до Петра Великого).
Русское государство (Киевское княжество) зародилось на краю большой прямоезжей дороги, по которой неустанно проходили азиатские выходцы, кочевые, полудикие племена и народы: гунны, авары (обры), угры (иначе: венгры или мадьяры), хазары, печенеги, половцы, татары (через «Великие европейские ворота» – низовья рек Урала, Волги и Дона). Эти кочевники не давали спокойно жить; внимание раздваивалось; работа домостроительства постоянно прерывалась необходимостью дать отпор внешнему врагу, отогнать его от себя, охранить от его нападений. Вспомним слова Владимира Мономаха: «Смерд начнет орать, а половчанин убьет его, разграбит село, захватит жену и детей и сожжет его гумно».
Общение с Азией сказалось на русской жизни отрицательно, не положительно. Позже, со стороны юга же, пришлось вынести двух с половиной вековое монгольское иго, вести 300-летнюю борьбу с крымскими татарами; приходилось вынужденно углубляться в Кавказские горы, в заволжские и зауральские степи, дойти до самого Памира, и все это с единственной целью – оградить мирное население от кочевника, который не мог жить иначе, как разбоем. Мы его отгоняли, отодвигали свою границу, но на новом месте повторялась прежняя история; и так шло, на юге, вплоть до времен Екатерины, а на юго-востоке – почти до наших дней. Фатально обреченный на поиски естественных границ русский народ затратил на них, как и на борьбу с природой-мачехой, массу физических и духовных сил, которые в иных условиях могли бы пойти на достижение целей гораздо более продуктивных.
Такого рода помех своему культурному развитию Западная Европа не знала: ее жизнь протекала в условиях несравненно более благоприятных. Набеги норманнов были явлением временным; норманны явились в Европу не племенем, а лишь как военная дружина; они приняли ее язык и культуру и легко, незаметно слились с туземным населением. Последнее можно сказать и о мадьярах. Что же касается арабов, то еще вопрос, чего больше, зла или добра, внесли они в европейскую жизнь? Арабы явились в Европу в пору высокого развития своей культуры: последняя в некоторых отраслях даже превосходила культуру тогдашнего христианского мира, и завоевания арабов, нанеся временное зло, неизбежное при всяких войнах, обогатили европейский мир полезными знаниями (медицина, математика, география, архитектура, поэзия, философия).
Пагубно было появление в Европе османских турок, но и то не столько для Западной, сколько для Юго-Восточной (Сербия, Болгария, Австрия, Венгрия, Польша); да и тут тяжесть борьбы в значительной мере пришлось разделить той же России.
Другая особенность Русской равнины: деление ее на две полосы, на Поле и Лес, на черноземно-степную и звероловную; одна – для пахаря и скотовода, другая – для охотника, пчеловода, промышленника. Граница между этими полосами шла с юго-запада на северо-восток, от устьев Десны до устьев Оки по линии Киев – Нижний Новгород.
Судьба и здесь оказалась мачехой для русского человека: черноземный, степной юг лежал в районе набегов азиатских кочевников. «Южный земледелец должен был жить всегда наготове для встречи врага, для зашиты своего пахотного поля и своей родной земли. Важнейшее зло для оседлой жизни заключалось именно в том, что никак нельзя было прочертить сколько-нибудь точную и безопасную границу от соседей-степняков. Эта граница ежеминутно перекатывалась с места на место, как та степная растительность, которую так и называют перекати-полем. Нынче пришел кочевник и подогнал свои стада или раскинул свои палатки под самый край пахотной нивы; завтра люди, собравшись с силами, прогнали его или дарами и обещаниями давать подать удовлетворили его жадности. Но кто мог ручаться, что послезавтра он снова не придет и снова не раскинет свои палатки у самых земледельческих хат? Поле, как и море – везде дорога, и невозможно на нем положить границ, особенно таких, которые защищали бы, так сказать, сами себя. Жизнь в чистом поле, подвергаясь всегдашней опасности, была похожа на азартную игру».