Эти жалкие меры вызывали смех у народа и сената, которые с удовольствием отмечали их бесполезность. Особенно забавным было зрелище тренировок жалких войск, на которые Дидий возлагал все надежды. Плохая дисциплина и праздность полностью лишили преторианцев военных навыков: если их привлекали к работам, они действовали вяло и невежественно, нанимая代替ников. Морские солдаты, оказавшись в непривычной стихии, не справлялись с несвойственным делом. Тем не менее, Рим кипел деятельностью, приняв облик военного лагеря: лошади, слоны, оружие, солдаты разных родов войск – много шума, но мало толку.

Сам Дидий понимал, насколько слабы его силы по сравнению с противником. К несчастью, он мало доверял даже преторианцам, хотя осыпал их дарами и, пытаясь утолить их жадность, грабил храмы. Чтобы угодить им, он казнил Лета и Марцию, главных виновников убийства Коммода. Лету он приписал тайные связи с Севером, которые, возможно, существовали, и таким образом освободил себя от благодарности за то, что тот когда-то спас его от обвинения в оскорблении величества при Коммоде. Но, хотя Дидий не жалел ничего для завоевания преторианцев, он убедился, что соучастие в преступлении создает лишь ненадежные связи, и был покинут теми, чью милость так дорого купил. Сенатские послы, отправленные к армии Севера, подали сигнал к дезертирству, перейдя на сторону того, против кого должны были действовать.

Не желая отказываться от власти, которая явно ускользала, Дидий метался во все стороны. Он прибег к нечестивым обрядам магии, принося в жертву детей, чтобы снискать милость подземных богов. Он предложил сенату отправить навстречу врагу весталок и жреческие коллегии Рима. Это была бы слабая преграда против солдат, более варваров, чем римлян. Но даже это ему не позволили: один из авгуров, консулярий, дерзко заявил: «Тот, кто не может противостоять конкуренту оружием, не достоин быть императором». Говорят, Дидий в гневе хотел перебить весь сенат, поддержавший эту смелую речь, но, подумав, предпочел вступить в переговоры с Севером, предложив разделить власть.

Не могу не упомянуть любопытное совпадение, воспринятое как предзнаменование. Одним из имен Дидия было «Север» (Severus), и когда при провозглашении императором герольд назвал его просто «Дидий Юлиан», он велел добавить: «…и Север». Эти слова вспомнились сенаторам, когда он просил сделать Севера соправителем, и они сочли, что нынешнее решение исполняет то предсказание. Разумеется, это наблюдение пустячно, но для современников оно казалось значимым.

Сенат объявил Севера императором совместно с Дидием, который немедленно отправил префекта претория Туллия Криспина доставить указ новоявленному соправителю. Одновременно Дидий признал третьим префектом претория ставленника Севера.

Но согласие было невозможно. Север желал править единолично, и разделение власти ему не нравилось. Он, уверенный в поддержке войск, спросил их мнения и, следуя их воле, ответил, что останется врагом Дидия, но не соратником. Он даже решил (или сделал вид), что предложение – ловушка, а Криспин послан со злым умыслом, и, основываясь на этом (справедливом или нет) подозрении, приказал убить его.

Однако он приближался к Риму и, подобно Сулле, который, будучи одновременно и лисой, и львом [4], был еще страшнее своей хитростью, чем силой, начал действовать против противника тайными интригами и попытался подкупить преторианцев, чья верность держалась на немногом, чтобы в итоге подчинить их себе без боя. Его замысел был двойным: направленным, с одной стороны, против Дидия, которого он хотел лишить власти, а с другой – против преторианцев, которых намеревался наказать. С этой целью он отправил несколько своих солдат, которые, разделившись, вошли в Рим разными дорогами и через разные ворота, скрывая оружие и переодевшись в мирную одежду. Это были эмиссары, которым было приказано от имени Севера пообещать преторианцам, что, если те выдадут убийц Пертинакса, он заключит выгодную сделку со всем их корпусом. Они ловко выполнили поручение, и преторианцы, поддавшись их уговорам, схватили виновных в убийстве Пертинакса, заключили их под стражу и известили об этом консула Силия Мессаллу.