Вскоре после него умер поэт Марциал [58], автор едких эпиграмм. Лишившись милостей Домициана, он покинул Рим и вернулся в испанский Бильбилис [59], получив перед отъездом подарок от Плиния. Умер около 851 года от основания Рима, прожив в изгнании три года.

Считают, что Ювенал написал большую часть своих сатир в правление Траяна. Они сильно отдают, как заметил г-н Депрео*, криками школы, в которой воспитывался автор. В них, без сомнения, встречаются великие и прекрасные максимы, благородство, энергия; но эта энергия часто доходит до циничной наглости; к тому же в целом в этих произведениях царит декламаторский тон, мало способный нравиться тем, кто сумел оценить изысканную веселость, легкую грацию и милую непринужденность сатир Горация. Я не побоюсь сказать, что Ювенал, как мне кажется, даже ниже Персия**, который, без сравнения, скромнее, содержательнее, и чей темный, но без напыленности стиль выдает писателя, убежденного в том, что он говорит.

К стольким именам, более или менее значимым в литературе, я полагаю нужным добавить одного их современника, который походил на них лишь в безобразии: плохой оратор, бесчестный человек, но знаменитый, влиятельный, пользующийся доверием и обогатившийся благодаря злоупотреблению искусством речи. Речь о Регуле, о котором я уже не раз упоминал и о котором Плиний*** сообщает несколько любопытных и интересных анекдотов.

Регул – пример того, на что способны дерзость и наглость без помощи таланта и почти вопреки природе. У него был слабый и невнятный голос [60], тяжелый язык, мало изобретательности, никакой памяти; и тем не менее он восполнял все свои недостатки неистовой горячностью, которая впечатляла толпу и заставляла тех, кто не разбирался в ораторском искусстве, считать его оратором. Это был пылкий характер, могущественный в интригах. Если ему предстояло вести дело, он требовал и получал право говорить столько, сколько считал нужным; он собирал толпу слушателей своими происками; короче, он умел использовать все средства, которые желание блистать и шуметь заменяют истинным достоинством.

К безумному честолюбию он добавлял страсть к богатству, и все пути были для него хороши, чтобы его стяжать. Мы видели, как он, еще молодой, наживался на крови невинных, которых обвинял. Он получил от Нерона семь миллионов сестерциев [61] за помощь в уничтожении дома Крассов. С не меньшим рвением он стремился попасть в завещания богачей, используя для этого одновременно хитрость и дерзость. Вот несколько примеров такого рода, собранных Плинием в одном письме.

Пизон Лициниан, брат Красса, чью гибель вызвал Регул, и сам сосланный, вероятно, по проискам этого опасного клеветника, – Пизон, позже усыновленный Гальбой и убитый вместе с ним, – оставил вдову по имени Верания, дожившую до правления Траяна. Когда эта дама тяжело заболела, Регул, зная, как он должен быть ей ненавистен, все же пришел навестить ее, сел у ее ложа и, притворяясь глубоко заинтересованным в ее здоровье, разыграл роль астролога. Он спросил, в какой день и час она родилась. Получив ответ, он принял серьезный и сосредоточенный вид, шевелил губами, считал на пальцах – все это, чтобы держать больную в напряжении и заставить ждать чего-то чудесного. «Вы в своем критическом году, – сказал он, – но вы выздоровеете. И чтобы вы в этом убедились, я посоветуюсь с гаруспиком, чьи знания не раз проверял». Он действительно принес жертву и сообщил Верании, что внутренности жертв согласуются с указаниями звезд. Охотно верят тому, чего желают: больная, обнадеженная мыслью о выздоровлении, потребовала завещание и добавила в него дар Регулу. Вскоре болезнь усилилась; она почувствовала, что умирает, и перед смертью горько жаловалась на обман. Но обманщик уже держал добычу и смеялся над этими запоздалыми и бессильными жалобами.