Прокуратор Каппадокии Юлий Пелигн поступил еще хуже, чем наместник Сирии. Это был человек без сердца, и его внешность, вполне способная вызвать насмешки, вполне соответствовала низкой душе. Этими качествами он заслужил дружбу Клавдия, который, не зная долгое время, куда девать свой досуг, предавался шутам, забавлявшим его. Однако по случаю волнений в Армении Пелигн вознамерился показать себя храбрецом и важной персоной. Он набрал ополчение в своей провинции и двинулся в поход, чтобы свергнуть Радамиста. Но эти плохо обученные войска, более обременительные для союзников, чем страшные для врага, рассеялись по дороге, и Пелигн прибыл к Радамисту с весьма малым сопровождением. Ловкий и хитрый варвар сразу разгадал слабость римского прокуратора, который, подкупленный его дарами, настолько забыл о намерении изгнать его с престола, захваченного преступлением, что, напротив, стал уговаривать его принять диадему и освятил церемонию своим присутствием.

Нет нужды говорить, что такое поведение бесчестило римлян. Квадрат, чтобы смыть этот позор, отправил Гельвидия Приска, одного из своих легатов, во главе легиона с приказом успокоить волнения надлежащими мерами. Этот офицер, перейдя гору Тавр, начал весьма успешно выполнять свою миссию, сочетая мягкость и умеренность с твердостью. Но его поспешно отозвали, опасаясь дать повод к войне с парфянами.

Ибо Вологезу, помнившему, что его предшественники владели Арменией, показалось, что настал удобный случай отвоевать ее у князя, захватившего ее, поправ самые священные права. Он предпринял изгнать Радамиста и посадить там одного из своих братьев, Тиридата, чтобы дать ему владение, равное владению другого брата, Пакора, царствовавшего в Мидии. Ему казалось прекрасным, чтобы его дом имел столько скипетров, сколько голов.

Одно приближение парфянской армии обратило иберов в бегство без единого удара мечом. Города Арташат и Тигранакерт подчинились игу. Но необычайно суровая зима, недостаток провизии и болезни, вызванные голодом, заставили Вологеза отступить. Радамист вернулся к своей добыче и обращался с армянами с крайней жестокостью, считая их мятежниками, готовыми в любой момент его покинуть.

Как бы ни привыкли армяне к рабству, тирания Радамиста истощила их терпение. Они восстали и с оружием в руках осадили дворец. Движение было столь внезапным, что Радамист успел лишь бежать. Выбрав двух лучших коней из своей конюшни, он садится на одного, отдает другого своей жене Зенобии и уезжает один с ней, скача во весь опор. Но Зенобия была беременна: и хотя сначала ее поддерживали мужество и любовь к мужу, ее состояние не позволяло ей вынести долгую скачку. Оказавшись в отчаянном положении, она умоляет его избавить ее почетной смертью от оскорблений и унижений плена. Радамист обнимает ее, утешает, ободряет, то восхищаясь ее добродетелью, то терзаясь ревностью и страхом, что, если он оставит ее одну, она попадет в руки какого-нибудь насильника. Наконец, ослепленный страстью и привычный к преступлениям, он выхватывает кинжал, ранит ее, затем тащит к берегу Аракса и бросает на произвол волн, чтобы даже ее тело не могло быть никем похищено. После этого он продолжает путь и прибывает в Иберию.

Зенобия была еще жива; течение вынесло ее к месту, где вода была мелкой и спокойной, и там ее заметили пастухи. По ее красоте и великолепию одежд они поняли, что перед ними знатная особа. Они вытащили ее из воды, перевязали рану и оказали всю помощь, какую только могли знать деревенские жители. Так они привели ее в чувство, и, узнав ее имя и печальную историю, отвезли в Арташат, откуда Тиридат приказал доставить ее к себе и оказал ей всевозможные почести.