По прошествии Великого поста, 18 апреля 1778 г. был совершен брак. Счастливый Державин писал:

Жизнь налаживалась. Когда правительство стало безденежно раздавать новоприобретенные днепровские земли, Державин обзавелся шестью тысячами десятин земли со ста тридцатью душами. Таким образом, вместе с пожалованными при выходе из полка тремястами, а также с родительскими всего получилось за Державиным более тысячи душ.

Это был уже известный достаток. Сюда надо прибавить сенатское жалованье. Державины могли жить «приличным домом». Молодая семья поселилась на Сенной площади в Санкт-Петербурге. Державин был чрезвычайно радушным хозяином. Появились новые знакомые. Среди них Василий Васильевич Капнист. С молодым стихотворцем он познакомился еще в полку. Стихи их были общей слабостью. Теперь знакомство перешло в дружбу. Капнист был отчасти увалень, был порой хмур и склонен к обидчивости, но при всем том – человек добрейший и великий семьянин. Впрочем, женат он был лишь недавно.

«Санкт-Петербург. Сенная площадь». Б. Патерсен

Две молодые четы коротко сблизились, и это повело к тому, что вскоре вокруг Державиных образовался целый кружок. Среди них друзья Капниста – Львов Николай Александрович – приятный лицом, состоятельный, имевший большие связи, щедро одарен природой, был поэтом, музыкантом, живописцем и архитектором. Всюду был умным и тонким ценителем. Переводил Анакреона и строил храмы. Стихи его были забавны, веселы, бодры, как и сам он был всегда легок, весел и бодр. Был среди них сын обрусевшего немца Иван Иванович Хемницер, полная противоположность Львова. Настроен философически, сдержан, задумчив – отчасти потому, может быть, что был уж очень нехорош собою, даже до безобразия. Зато талантлив – писал сказки и басни.

Для Державина друзья были авторитетами, которые, однако, как поэты были весьма заурядны. Свой собственный стих Державин обрел, имея весьма спутанные понятия о стихах вообще, не зная простейших правил, которые для Капниста и Львова были детской азбукой. Он делал ошибки в размере, в рифме, в цезуре, даже в языке: самые неотесанные провинциализмы уживались у него рядом с явным германизмом (немецкий язык был для него языком поэзии). Его неопытность не заслоняла неординарности дарования, и соратники по творчеству старались просветить его. Впоследствии Державину казалось, будто именно в это время под влиянием Львова и Капниста в его поэзии совершился глубокий перелом. Он считал их более одаренными поэтами. Однако друзья в порыве откровенности говорили ему: – Дружище, Гаврила! На Парнасе талант твой далеко переживет наши! Тогда все поэты служили – звания писателя не существовало. Общественное значение литературы уже признавалось, но на занятие литературой смотрели как на частное дело, а не общественное. Что касается Державина, то в его понятиях поэзия и служба были связаны особенным образом. К началу восьмидесятых годов, когда Державин достиг довольно заметного положения в службе и стал выдвигаться в литературе, поэзия и служба сделались для него как бы двумя ипостасями единого гражданского подвига.

Державин, человек практического ума, но при этом наделенный поэтической душой, успевал все. Не забывал о служебной карьере, основном источнике благополучия. В 1784 г. прошел слух, что казанский губернатор уходит в отставку. Державин метил на его место. Казань была его родным городом, там жила его мать. Предстояли об этом хлопоты.