Время. Оно беспощадно ко всем. Говорят, оно лечит самые глубокие раны. Было бы неплохо. Но потоки, смывающие всё на своем пути, не могут исцелять, лишь притупляют боль. А осколки души, принявшей на себя удар, они склеить не способны.

Годичные циклы сменяют друг друга подобно тому, как день и ночь приходят по очереди. Время бежит вперёд, оставляя за собой иссохшее русло памяти. Множество событий оказалось погребено под всеистребляющими водами Вселенского потока.

Одним из таких событий стала смерть Турна. Он храбро сражался. Туаримы не ведают страха и жалости. Они бьются яростно, словно быки, прорубаются сквозь ошеломленную толпу, не оставляя после себя ничего, кроме горы трупов. Многие называют их байсарами, что на языке арди означает «разъярённый бык».

Торай Земли не щадил никого. Храмерийцы нападали то по одному, то все вместе. Четырнадцать арди всеми силами пытались поставить мага на колени, но он не сдавался. Умело парировал выпады и уклонялся от секущих и рубящих ударов, молниеносно двигался, наносил смертельные раны одним движением. Туаримского быка, целых сорок лет прослужившего в армии Ардоса, не взять числом. Будь хоть двадцать, тридцать арди на его пути, не смогут они одолеть непокорного байсара. Скорее падут сами под его разящим клинком.

Но была у Турна Траважа одна слабость. Он много лет не пользовался магией. И как только последний Храмериец пал под сильнейшим ударом клинка, Лавна Исумерия швырнула в Торай Земли мощный сгусток энергии. Мужчина едва успел выставить щит. Преграда сработала лишь один раз. Под натиском водной магии она осыпалась, подобно битому стеклу.

Выбора не было. Он должен любой ценой защитить Морана. Нельзя, чтобы жизнь мальчика оборвалась так скоро из-за слепо верующей Торай Воды. Турн призвал силы Стихии Земли. Дремавшие долгих пятнадцать лет, они не сразу повиновались. Татуировка в виде ветвистых оленьих рогов засветилась янтарным блеском на щеке Торай. Мужчина, ухмыльнувшись, бросил злой взгляд на ардийку. Она явно не ожидала такого поворота. Руки засветились магическим сиянием. Одним лёгким взмахом кисти груда земли поднялась и пошла угрожающей волной на Лавну. Маг едва успела выставить защиту. Земля восстала против женщины: повинуясь зову туаримского мага, она, словно неистовый хищник, бросалась на жертву, стремилась заключить соперника в вечные объятия.

Моран из кустов наблюдал за происходящим. Несмотря на приказ отца бежать и не оборачиваться, мальчик ослушался. Он добрался до старой хижины на опушке леса, но почувствовал неладное и устремился обратно. Он видел, как неистово бьётся отец с Храмерийцами, как умело орудует острым мечом, поражая одну цель за другой.

Магическое зрение неожиданно дало о себе знать. Перед юношей предстали плотные струны магии, пестрящие разными цветами, тонкие красивые ленты Жизни, мерцающие невинным белым светом. Моран наблюдал, как призывает отец силу Земли, как вплетает нити собственной души в магию Стихий. Смерть ожидает его: не зря говорят на Ардосе: «Если отдашь душу во имя магии, во имя неё и жизнь отдашь». Мальчик понимал, что отец не выстоит долго. Он рвался помочь. Но как только Моран выскочил из кустов, наперерез ему бросилась златорогая атэрра4. Это была Кироса. Искрящаяся золотым песком дымка превратила её в арди. Одним резким движением Вахди5 остановила юношу, схватив за руку.

Мальчик кричал, силился вырваться из крепких объятий женщины, но не мог. И вот, карающий удар клинка в грудь. Отец отвлёкся на знакомый голос… голос сына. Этого хватило, чтобы при помощи магии Лавна успела поднять меч и метнуть в Турна. Адская боль пронзила грудь ребёнка, словно клинок угодил в него. Рукой сжав рубаху и хрипло простонав, Моран Траваж рухнул на колени. Он начал задыхаться. Невидимый обруч с силой сдавливал грудь; мучения, смешанные со страхом, колючими холодными иглами пронзали тело.