– Нет, давай мы не будем здесь срезать. Надоело ходить прямо по могилам. Пошли по тропинке.

– Хорошо, я учту ваши пожелания.

И они шли по тропинке ещё минуты три – до тех пор, пока Вадим не указал на относительно свежий холмик.

– Вот он, – сказал «экскурсовод».

Могилка была совсем крошечной. Казалось, даже та могилка, в которой Маша с Ритой похоронили скворца, найденного матерью, была больше.

Тут раздался оглушительный раскат грома, и тяжёлые, но пока ещё редкие капли дождя посыпались на листву и на спутников. А где-то справа послышался звук ломаемых сучьев.

Вся компания побежала в сторону деревни. Побежала и Маша, оглядываясь на холмик. Дождь усиливался, тропинка размокла. Чтобы срезать, Вадим сошёл с тропинки. Остальные побежали за ним. За пеленой дождя и деревьями уже начинал виднеться скотный двор, примыкавший к дому Вадима, когда Маша поскользнулась и упала, да так неудачно, что угодила прямо на могилу. О том, что это могила, Маша узнала по табличке. На ней было только имя без фамилии и годы жизни. Имя Маша даже не запомнила. Не запомнила и год рождения, а вот год смерти был 1901. Значит, с тех пор прошло ровно сто лет. Маша знала, что именно в этот год родился её прадед – отец московской бабушки, которого звали Григорием. В голове девочки мелькнула мысль, что душа человека, похороненного в этой могиле, могла переселиться в тело её прадеда. Но, уже выходя из леса, Маша забыла эту свою мысль. Огромная туча удалилась так же быстро, как и приблизилась к деревне. Появилось солнце и радуга.

– Ты чего отстала-то? – подбежала одна девчонка к Маше.

– Я упала – да слишком неудачно, – ответила отряхивающаяся Маша.

Вместе они догнали всю компанию, навстречу которой шёл тот самый Амирхан, отец рождённого мёртвым ребёнка.

– Вы оттуда? – указал он на кладбищенский лес.

– Да, – ответил Вадим.

– Коров там наших нэ видели?

– Нам было не до коров.

– А это кто? Нэ видишь – корова?

И вправду, из леса выходили коровы. Видимо, они-то и были источником шума на кладбище.

Теперь Маше предстояло пойти к бабе Тоне, у которой они покупали молоко и которая уже должна была подоить свою корову. Но, засунув руку в карман шорт, Маша обнаружила, что пятирублёвая монета пропала. О пропаже денег она сообщила друзьям.

– Ты же упала в лесу, – вспомнила девчонка. – Помнишь, где?

– Помню. Это была могила. Туда я больше не сунусь.

– Мертвец уже забрал твой пятачок.

– Тебя сестра двоюродная не убьёт? – выказал участие Вадим. – А то мы можем подоить чью-нибудь корову. – И Вадим хитро посмотрел в сторону своего соседа Амирхана, подгоняющего коров.

– Нет, я больше не хочу связываться с коровами.

Баба Тоня внимательно выслушала рассказ Маши о том, как она потеряла деньги. Маша только умолчала о том, что упала она прямо на могилу. Баба Тоня была доброй женщиной, она переживала, боялась, что Маше достанется дома за грязную одежду и потерянные деньги, и всячески старалась её утешить. В итоге договорились о том, что деньги Маша принесёт в следующий раз.

В тот день в клубе-бане было не так тоскливо, как обычно: столкновение со смертью обострило праздник жизни, смягчило его недостатки.

Это было в начале лета, поэтому воспоминание об этом приключении было особенно приятным. Если бы оно произошло ближе к концу августа, то, скорее всего, только усилило тоску, связанную с приближающимся отъездом из деревни.

В конце августа всегда было тоскливо. В июне даже затяжная пасмурная погода вызывала радость, но, когда дожди шли в августе, это было ужасно. А они шли, казалось, каждый август, проводимый Машей в деревне.

В августе обыкновенно в деревне было много народа: родители приезжали за детьми, а заодно и отдохнуть. Приезжали все родственники и в их дом, поэтому обыкновенный распорядок жизни нарушался. Да и без кучи родственников в августе хотелось как-то по-особенному проводить время – так, чтобы лето запомнилось на всю жизнь. В общем, хотелось по максимуму насладиться жизнью в деревне. И Маша любила уходить куда-нибудь на речку, туда, где была когда-то мельница; её крылья долго валялись прямо в воде, но затем куда-то пропали.