Вслед за описанием событий, происходивших у днепровских славян, взор Гизеля и его источников поворачивается к славянам ильменским. «Синопсис» начинает рассказ о Новгороде (который, как мы увидели выше, был построен ближайшими потомками Кия и братьев) и о призвании варягов, которые «языка Славенска бяху»[159]. Таким образом, Гизель начинает восточнославянскую историю с юга, с Киевской земли. На первый взгляд, ничего странного. Нам давался учебный материал в школах и в вузах, построенный именно таким образом, мы просто привыкли к нему. В отечественной историографии стало аксиомой начинать древнерусскую историю с племени полян и основания ими города Киева. О северном союзе племен, как и о самом городе Новгороде, исследователи первый раз упоминают лишь в связи с призванием Рюрика. Как указал в начале 90-х гг. XX в. петербургский профессор И.Я. Фроянов, «вряд ли обоснованы попытки новейших историков отдать целиком в созидании государства первенство Киеву, отодвинув Новгород на второй план. Исторические источники, находящиеся в научном обороте, скорее склоняют к мысли об известном паритете двух великих городов России в формировании отечественной государственности. Это по-своему сознавали уже древнерусские политики и интеллектуалы»[160]. Мы можем добавить к словам нашего учителя, что древнерусские летописи вообще начинали восточнославянскую историю с Новгорода.
Софийская первая летопись начинает рассказ о расселении восточнославянских племен словами: «Словене же пришедше съ Дуная седоша около озера Илмеря… и съделаша градъ и нарекоша Новъгородъ…»[161]. Более того, Новгородская IV и Воскресенская летописи добавляют: «и гради почаша бывати по местомъ, прежде Новгородцкая волость и потомъ Киевъская…»[162]. Хронограф редакции 1512 г. сообщает: «Словене же, пришедше с Дуная, седоша около езера Ильмеря и нарекошася своимъ именемъ и создаша градъ и нарекоша и Новъградъ…»[163]. С прихода в Новгород Рюрика – «сродника» римского императора Августа – начинает русскую историю Степенная книга[164]. Интересный сюжет содержит «Соловецкий список», написанный во второй половине XV в. Там нет упоминания о Кие как князе, а начавшаяся в Приильменье история русской государственности распространяется южнее, сопровождаясь такими словами автора: «И прииде Днепромъ подъ Киевъ (князь Олег. – С.М.) и три браты убивъ, Кия, Щека, Хорива и поча княжити в Киеве…»[165].
В XVII в. московская историография также не мыслила иного начала русского прошлого, кроме как с истории Новгорода. В этом можно убедиться на примере «Истории» дьяка Федора Грибоедова, где Киев первый раз назван в связи с вокняжением в нем Владимира Святославовича[166]. Среди московских книжников стал популярен сюжет о построении города Славенска – предшественника Новгорода. Северорусская мифологема о Славене и его брате Русе в какой-то мере противостояла западнославянской о Чехе, Лехе и Русе и, естественно, потомку последнего Кию. Если московская историческая традиция вела происхождение славеноруссов от Иафета, через Скифа к Славену, то польская от Иафета через Мосоха – прародителя (сарматов) славян, в честь которого названа Москва, к Русу и его потомку Кию, построившему Киев и затем «Нов град». Таким образом, польская историческая мысль, отдавая первенство очень дальнего и туманного политогенеза «московитам», через общего праотца Мосоха, начинала все же детально рассматривать восточнославянскую историю с Кия и его потомков, правивших в его городе. Окончательно утвердил новую традицию Гизель, поместивший колыбель древнерусской государственности в Киев.