. Гизель, остановившись на данном сюжете, нарисовал картину, показывающую не только общность происхождения славян, но и их органическую включенность в историю остальных европейских народов. Этот материал он подал просто, без каких-либо оговорок, словно некую данность, устоявшийся стереотип. Как и многие другие, данная тема не была обойдена вниманием русской историографией. В XVIII в. этот сюжет, с полным доверием «Синопсису», поведали читателям В.К. Тредиаковский, Ф.А. Эмин, Ф.И. Дмитриев-Мамонов, А. Шафонский, А.И. Мусин-Пушкин и др.[130]

Известие многократно тиражируемого «Синопсиса» о связи Москвы с библейским персонажем давало опору не только для удовлетворения чувства патриотизма, но и для сознания ослепленного идеей русофильства. Так, Т. Каменевич-Рвовский, который, по замечанию И.Е. Забелина, «хотя и был Москвичом, но по прозванию несомненно принадлежал к ученым Киева… превзошел своих ученых братий богатством фантазии и необыкновенною смелостью вымысла»[131], в конце XVII в.

внес в эту конструкцию новый элемент. Если Гизель указывал, что народ и река прозвались от Мосоха, а город «от имени ея (реки. – авт.) нареченный», то московский книжник прибавил совсем невероятное. «И созда же тогда Мосох князь градец себе малый над предвысоцей горе той, над устии Явузы реки, на месте оном первоприбытном своем имено Московском»[132]. Обновленная басня была подхвачена рядом русских историков. Мы ее находим в труде А.И Манкиева, в 1749 г. М.В. Ломоносов критикует Г.Ф. Миллера за то, что тот «опровергает мнение о происхождении от Мосоха Москвы». И уже на исходе XVIII столетия риторическим тоном разбавил архаический слог легенды П. Захарьин. Круг подобной литературы, поддерживающей вполне определенную историческую память, пополняется до сих пор, чему служит примером книга двух профессоров психологии и истории «Реальная история России: традиции обороны и геополитики, истоки духовности»[133].

Следующий рассказ «Синопсиса» оставил наиболее глубокий след в отечественной историографии. Автор разделил его на две связанных друг с другом статьи, которые он назвал: «О преславном, верховном и всего народа Российскаго главном граде Киеве и о начале его» и «О первоначальных Князех Киевских и о создании града Киева и о имени его». Гизель начал рассказ с указания на отсутствие древнерусских источников по вопросу о времени основания Киева, «в кое лето исперва основался, во многих летописцах руских несть известия»[134]. Поэтому историк изложил летописную легенду о путешествии апостола Андрея и его пророчестве о будущем городе на киевских горах. Уже подача этого материала свидетельствует, что в нем нет той небольшой доли прагматизма, с которой излагал его древнерусский летописец. Гизель рассказал о пророчестве Андрея как о вполне достоверном событии, и поэтому, переходя к сюжету о строительстве Киева, заметил: «По благословлению и пророчеству изрядного заступника Российскаго, святаго Апостола Андрея Первозваннаго…» и т. д.[135] Киевский ученый не последовал за древнерусским летописцем, который не вполне доверял описываемому событию, воспринимал его именно как легенду. В начале своего рассказа древнерусский книжник вписал фразу «якоже реша» – как говорят[136].

Рассказ о построении самого города представлял из себя новую, по отношению к летописной, конструкцию прошлого. Автор «Синопсиса» написал, что по «благословлению» Андрея «на горы Киевския, не малу времени прешедшу, приидоша от диких поль с Славяны великими и зело храбрыми народы, трие братия роднии Князие Российстии, перьвому имя Кий, второму Щек, третьему Корев или Хорев, и сестра их с ними прииде Либедь к брегом Днепровым, рода вси Афетова и племени Мосохова…» и «начаша грады» ставить