Таксист был первым, но были и другие. Спасатель на пляже, с которым мы тоже довольно тесно общались и которому я даже показывала какие-то па, которым научилась на хореографии. Оказывается, что-то я все-таки умею.

А еще администратор в гостинице учила меня болгарскому. Я даже слова в тетрадку записывала. Причем, я сама попросила, чтобы она мне сказала что-нибудь по-болгарски (так-то она русский знала, но гораздо хуже, чем тот таксист), и она с радостью согласилась. Возможно, я не очень стеснительная. Или даже совсем не стеснительная. А, может, слишком навязчивая? Ну, разве что капельку. Такого, чтобы сорок человек стояло в очереди, пока она беспечно учит меня болгарскому, никогда не случалось. Я спрашивала ее только чуть-чуть, когда других постояльцев в очереди не было. Я же не дура.

А еще именно в Болгарии я первый раз одна ездила на лифте. Вы же помните, что мы жили на пятом этаже? Лифтом можно пользоваться в одиночестве с первого класса, а значит, мне уже можно. Так я сама решила и даже маму не спрашивала. И даже страшно не было. Хотя я, конечно, понятия не имею, что бы я делала, если бы лифт сломался. У меня же даже мобильника тогда не было! Я бы точно растерялась.

А еще я ходила одна на батут и сама покупала съестную губную помаду со вкусом клубники. И не только ее, конечно. И в бассейн на территории отеля.

В общем, в Болгарии я была весьма смела и даже коммуникабельна. На мой взгляд. Друзей, правда, не завела, но мама, к счастью, и не заставляла особо меня их искать, тем более, что рядом с нами русскоязычных девочек моего возраста жило немного.

В родные пенаты мы вернулись загоревшие и отдохнувшие, но без будущего отчима. Мама в очередной раз сказала, что те все мужики ничего не значат, и я должна забыть о них.

Во второй класс я пошла в гимназию. В одну из лучших в районе. Точно не лучшую в Петербурге, но все же. Перед вторым классом я не знала, что совсем ненормальные дети не учатся даже в общеобразовательных школах, а ходят в коррекционные, а потому тому, что меня зачислили в 2002 году в общеобразовательную, не радовалась. Разве можно радоваться естественному ходу вещей? И да, даже сам факт зачисления в первый класс не означал, что я нормальная. Другое дело – гимназия. Туда берут не всех2, а если меня туда приняли, то я нормальная.

Но были и другие ништяки.

Во-первых, я больше не боялась ходить в туалет, тем более, что начальная школа располагалась в отдельном здании. Нет, я, конечно, переживала из-за того, что кто-нибудь зайдет, пока я писаю, ибо двери кабинок не запирались, но пыталась придерживать ее рукой. А потом мы и вовсе стали ходить в туалет с подругами, чтобы кто-нибудь стоял на стреме. Во-вторых, я перестала стесняться покупать что-либо в столовой и в киосках в школе. В-третьих, в первый же день я почти нашла подругу: Катю. И это было что-то невероятное! Вскоре, правда, выяснилось, что Катя – девочка со странностями: пишет почему-то в классе исключительно простым карандашом, чтобы, если что, можно было все стереть и исправить. Ее на это надоумила мама, хотя это неправильно. Контрольные, правда, она пишет ручкой, так требуется, а просто в тетрадях – нет. И мы с ней оказались не очень похожи: она любила носиться по коридорами училась не очень, а я была тихой и рассудительной. Но я с ней все равно временами общалась.

Вскоре я сошлась с Аней. У нее были достаточно обеспеченные родители, она училась на все пятерки, но списывать никому не давала. Это тоже материнское влияние. Но ее за это почти не обижали, потому что она хотя и была отличница, но все-таки нормальная, пусть и скорее интроверт и далеко не лидер. А я всем списывать давала, хотя и понимала, что это не очень хорошо, но это местная валюта. Таковы правила, никуда я не денусь с подводной лодки.