Довоенные лагеря возвестили о будущем переходе в наступление на евреев по всему фронту. Мало того что заключенные в концентрационные лагеря евреи стали первыми евреями, кого нацисты стали помечать желтой «звездой Давида», вдобавок довоенные лагеря служили «двигателем радикализации» антисемитской политики, как считает историк Юрген Маттеус, они стимулировали изоляцию, принудительный труд и уничтожение евреев в Третьем рейхе[1011]. Распространение этих мер из концлагерей на все немецкое общество было провозглашено верхушкой СС, начавшись с самого верха – с Генриха Гиммлера, который не только управлял лагерями, но и насаждал в стране антисемитскую политику.

До 1938 года в концлагеря попадали лишь немногие евреи. Несмотря на превентивные аресты евреев, обвиненных в «осквернении расы» до обнародования Нюрнбергских законов, в середине 1930-х годов в любом отдельно взятом лагере СС насчитывалось не более нескольких десятков заключенных-евреев; даже в таком крупном лагере, как Заксенхаузен, к началу 1937 года содержалось около 50 евреев[1012]. Несмотря на небольшой процент заключенных-евреев, они казались эсэсовской лагерной охране чуть ли не большинством, и каждый раз охранники с нетерпением дожидались прибытия в лагерь очередной партии, совсем как в пору первых лагерей[1013].

Радикальный антисемитизм был частью кодекса эсэсовских лагерей, чудовищным смешением вековых предрассудков, расовой мании, извращенных фантазий и политической паранойи. Многие эсэсовцы были ярыми антисемитами задолго до того, как стали служить в лагерях, а оказавшись там, изо дня в день распаляли бурлившую в них ненависть. Этот тип мышления настолько глубоко въелся в их сознание, что один из эсэсовских охранников на допросе по поводу его соучастия в убийстве заключенного-еврея (адвоката Фридриха Вайсслера в Заксенхаузене) не считал необходимым скрывать свои истинные чувства. «[Шарфюрер Кристиан Гутхардт] признал, что он – фанатичный ненавистник евреев, – как отметил берлинский обвинитель после допроса в 1937 году, – и заявил, что для него еврей значит меньше, чем коровья голова»[1014].

В концлагерях середины 1930-х годов не было дня, чтобы евреи-заключенные не подвергались жестоким нападкам со стороны охранников. Они буквально изощрялись в оскорблениях и унижениях евреев, заставляя петь бухенвальдскую «Песню еврея», которая заканчивалась такими словами:

Основным средством оказания давления эсэсовцев на заключенных был и оставался принудительный труд. Охранники, считавшие евреев законченными лентяями и жуликами, были полны решимости преподать им урок труда, который они не забудут до конца жизни[1016]. Как и в первых лагерях, евреи должны были выполнять наиболее тяжелую и унизительную работу. Печально известные команды очистки уборных, которые охранники издевательски окрестили командами «4711» (по названию марки широко известного немецкого одеколона – «4711»), почти всегда включали евреев. То же относилось и к другим выполнявшим самые изнурительные виды работ командам. И, раскалывая огромные каменные валуны тяжелыми кирками, заключенные Заксенбурга должны были выкрикивать фразы вроде: «Я – старая еврейская свинья» или «Я – осквернитель расы и обязан пахать, пока не сдохну»