. Погром этот стал кульминацией почти шести лет нацистского террора, предусматривавшего постепенное, но неуклонное исключение евреев из социальной, культурной и экономической жизни Германии, поощряемое самыми экстремистскими силами снизу и сверху. Для евреев становилось невозможно жить в Германии, и приблизительно половина из почти 500 тысяч евреев покинули отечество в течение довоенных лет, несмотря на все потенциальные сложности, связанные с жизнью за границей, полицейские и бюрократические препоны нацистов и трудности с получением виз. Оставшиеся евреи – обобранные, загнанные в изоляцию и униженные – оказались лицом к лицу с трагическим будущим, то есть в ловушке, именуемой Третий рейх[1003].

О том, как жили евреи в довоенной нацистской Германии, уже говорилось выше, хотя в принципе вскользь и обязательно в связи с концентрационными лагерями[1004]. Существует очень простое объяснение этому: за исключением недолгого периода погрома, лишь небольшая часть еврейского населения была заключена в лагеря. В довоенные годы антисемитская политика сфокусировалась на другом – на школах, на местах работы, на судах, на улицах. И все же преследование евреев в довоенных лагерях никак нельзя оставить без внимания, поскольку именно институт концлагерей возглавил антисемитский террор, именно там зарождались и отшлифовывались радикальные методы, которые впоследствии нацисты распространили на всех без исключения евреев страны[1005].

Взять хотя бы расовое законодательство. Общеизвестный факт, что сексуальные отношения между евреями и неевреями считались тяжким преступлением, и никто в рейхе и не думал подвергать сомнению эти ограничения. Но, невзирая на то что поговаривали об официальном запрете с самого 1933 года, на первых порах режим все же не решался вводить их и явно выжидал. С весны 1935 года местные нацистские головорезы, явно не удовлетворенные и обстановкой в Германии, и тем, куда, по их мнению, двигалась диктатура, взяли дело в свои руки и стали подвергать нападкам смешанные браки. Полиция, в свою очередь, летом 1935 года стала бросать многих «осквернителей расы» в концентрационные лагеря. Немецкие суды еще не имели законной возможности для вынесения им приговоров, а вот полиция и СС имели. «Чтобы положить конец его чувственной распущенности и ненасытности, – как отмечалось в официальных документах магдебургского гестапо в отношении одного еврея, обвиненного в интимной связи с его домоправительницей-христианкой, – совершенно необходимо поместить его в концентрационный лагерь»[1006]. Число подобных случаев уменьшилось лишь с введением Нюрнбергских законов в сентябре 1935 года, которые формально превратили евреев во второразрядных граждан и поставили вне закона как внебрачные отношения, так и браки «арийцев» с евреями, чреватые для виновных мужчин тюрьмой или лагерем (женщины не подпадали под закон). И теперь гестапо могло подвергать всех «осквернителей расы», в основном мужчин, а также подозреваемых в «особо серьезных» нарушениях расовых законов, впоследствии и женщин-евреек («еврейских шлюх», по выражению одного офицера полиции) превентивному заключению[1007].

Концентрационный лагерь также привнес нечто новое, когда дело касалось выезда евреев за границу. Принудительная эмиграция являлась основной целью антисемитской политики нацистов в конце 1930-х годов[1008]. Но полиция уже накопила богатый опыт в концентрационных лагерях. С 1935 года гестапо, как правило, подвергало превентивному аресту немецких эмигрантов, решивших возвратиться в Германию, приписывая им «разнузданную пропаганду» во время пребывания их за границей