Уже и атмосферные явления, и вращение Земли предлагал я учитывать при столь простейшем действии, которое знакомо каждому продавцу продуктового магазина. И опять – неправильно! Теперь-то я понимаю, что для «свирепых» экзаменаторов особый шик завалить несчастного испытуемого на самом тривиальном. Но тогда я ещё долго трепыхался, начиная и вправду верить, что ровным счётом ничего не знаю.

Не уверен, что Ильин не хромал ещё и на ухо, которым был повёрнут ко мне. И на другое, повёрнутое к ещё двум моим товарищам по несчастью, которые уже успели получить свои законные двойки, покуда я предпринимал отчаянные попытки определить очевидное и всем известное.

Уверен, что и академика любого Ильин смог бы завалить этим своим афоризмом – неправильно! Наконец, ему надоело моё упорство. Он молча взял экзаменационный лист, где красовались набранные мной 14 баллов, и без видимого удовольствия вывел неуд.

Оглушённый я вышел на улицу, подошёл к маме. На этот раз порадовать её было нечем. Она всё поняла и без слов – по моему виду. Но, странное дело, едва я вышел от Ильина, как голова моя снова заработала. Мне припомнилось вдруг, что я болен. Ведь я и точно был нездоров. Расхаживая по редкостно прохладному июлю в одной тенниске и проживая в спортивном зале с окнами нараспашку, я действительно простудился.

И возникла мысль – мою экзаменационную неудачу списать на болезнь! Высказав эту идею маме, я устремился в институтский медицинский кабинет. Объяснил врачу, в чём дело. Врач смерила мне температуру, которая по счастью оказалась высокой. И я, получив законную справку, побежал в приёмную комиссию.

Там посмотрели на справку, на меня и на мой экзаменационный лист с 14 баллами и неудом. Обратили внимание и на то, что моим экзаменатором был никто иной, как Ильин, и разрешили пересдачу устной физики со вторым потоком.

Письменный по русскому состоял из сочинения на тему крылатой фразы, принадлежащей Гёте: «В жизни всегда есть место подвигу». Нам выдали по двойному тетрадному листку, как всегда проштемпелёванному, но галантно предупредили, что совсем необязательно исписывать его целиком. Ну, а для изложения моих мыслей на счёт вездесущего и непременного подвига хватило и двух страничек. И четвёрка, вскоре полученная, меня вполне устроила.

Готовиться к устной физике я отправился на Авиационную. Там же, наконец, и малость подлечился. Книги у меня были вполне хорошие. И, конечно же, первым делом я постарался уяснить, что же такое вес? Проработал проблему по нескольким авторитетным учебникам и книгам, но и тогда не понял, и по сей день не знаю, в чём я ошибся, отвечая Ильину. Впрочем, в одну воронку снаряд не падает дважды, и я надеялся, что этого ужаснейшего вопроса мне более не зададут.

На пересдаче я получил три балла. Рассчитывать на большее не позволяли законы корпоративной этики экзаменаторов. Ибо неуд, выведенный рукой Ильина, неуничтожимо синел на моём экзаменационном листе. Что называется – не вырубишь топором.

Поэтому и на собеседовании, которое в МФТИ едва ли не важнее всех экзаменов, ко мне было проявлено особенное внимание. По сути дела, это собеседование для меня явилось продолжением всё того же устного экзамена по физике, но в более вольной раскованной форме.

Впрочем, и здесь впечатление, которое я произвёл на своего «собеседника» было благоприятным, о чём я догадался по его утвердительному кивку, обращенному к членам комиссии, величественно заседавшим за очень длинным, как мне тогда показалось, столом.

На Физтехе нет такого понятия как проходной балл. Можно «пройти» с 12 баллами и не «пройти» с 20. Подход исключительно индивидуальный, а экзамены, что называется, лишь повод для общения. Так что все мы и после сдачи продолжали пребывать в неизвестности.