По мнению Канта, цель – это еще один принцип, позволяющий подчинить природные явления правилам, который не может быть получен из опыта, то есть это априорная категория. Она необходима для познания и объяснения хотя бы организованных существ и поэтому все же заслуживает названия категории в более объективном смысле, чем категории модальности. Среди понятий разума она ближе всего к понятию свободы, которую Кант определяет как способность действовать в соответствии с целями, или как телеологическую причинность разума; эта связь была бы еще более тесной, если бы Кант не представлял себе моральное самоопределение в чисто формалистических терминах и не исключал из него все телеологические соображения о содержании. В той мере, в какой конечность относится к условным целям природы (организмов), она является категорией понимания; в той мере, в какой она направлена на безусловную конечную цель природы и разума, она является категорией рассудка. В соответствии с этим можно было бы подумать, что Кант должен последовательно приписывать конечности конститутивную обоснованность, как он это делает с понятиями понимания, в той мере, в какой она направлена, как они, на условные цели, но лишь регулятивную обоснованность, как он это делает с понятиями разума, в той мере, в какой она направлена на безусловный конец или абсолютную конечную цель мира. Кант, однако, не поступает непоследовательно, но помещает цель в отношении ее действительности полностью в ряд рациональных понятий, даже там, где она относится к условному и конечному. Он утверждает, что она всегда имеет только регулятивную обоснованность, но, как и понятия разума, всегда несет в себе ложную видимость конститутивной обоснованности.

Однако, согласно Канту, конечность – это не выражение ни понимания, ни разума, а сила суждения, которая является связующим звеном между ними, или всеобъемлющей способностью, деятельность которой дифференцируется на понимание и разум только в зависимости от обусловленности или необусловленности ее объекта. Таким образом, сила суждения с ее категорией окончательности является в то же время связующим звеном между естественным правом и моральным порядком мира, или между чувственным и сверхчувственным миром, или между царством механической необходимости и духовной свободы. Пропасть между ними кажется Канту такой большой потому, что он упускает из виду сверхчувственную сторону природы и чувственную обусловленность морального действия, потому, что он делает природу независимой от субъективного мира видимостей и отрывает духовную мораль от ее феноменальной материнской основы. Если бы такое разделение было правильным, то сама пропасть не могла бы быть преодолена конечностью, ибо она может лишь опосредовать реальную законность сверхчувственно трансцендентной природы с моральным миропорядком. Борьба вокруг категорий субстанциальности и причинности, составлявшая до этого момента основное содержание истории философии, отходит на второй план, уступая место борьбе вокруг категории конечности. Кант впервые выдвигает смелую идею, что не что иное, как категория конечности, посредством которой общие формально-логические законы природы конкретизируются в предсознании, образуя систему конкретных законов природы, что, иначе говоря, конечность есть принцип конкретизации. Однако Кант понимает этот процесс конкретизации законов природы по существу как субъективно-идеальный, происходящий лишь в предсознательной индивидуальной психической жизни отдельного человека, и натурфилософия Шеллинга является целиком реализацией этой идеи. Она требует поправки на то, что эта бессознательная телеологическая спецификация может иметь место только в абсолютном мышлении, то есть в совершенно надиндивидуальной, трансцендентной сфере, подобно тому как определение временных отношений через причинность становится истиной только при переносе ее сцены из индивидуального в абсолютное мышление. Со временем, однако, натурфилософия сама пришла к этому исправлению, именно разорвав оковы эпистемологического субъективного идеализма и превратив его в метафизический абсолютный идеализм. Канту навсегда останется заслуга в том, что он первым указал на то, что конечность – это высшая из всех категорий мирового процесса, через которую только и постигается единство природного и нравственного миропорядка.