Анализируя причины конфликта, Э. Мэйо в медицинской карте одной из уволенных работниц обнаружил запись о том, что она страдала анемией (малокровием). В результате ученый сделал вывод об определяющем влиянии на ее «параноидальное» и «большевистское» поведения данного медицинского факта (несмотря на отсутствие отклонений в состоянии здоровья другой уволенной)[131]. Следует подчеркнуть, что данные выводы (несмотря на, возможно, наилучшие намерения автора) предвосхитили происходившие во многих странах мира гонения на инакомыслящих с использованием психиатрии, когда человек, воззрения которого не вписываются в официальную идеологию, объявляется психически больным.

Необходимо отметить, что и сам прирост производительности труда вполне мог быть следствием воздействия ряда иных факторов, таких как осознание возможности потери работы другими членами группы и большая производительность новых работниц по сравнению с уволенными.

Рассматривая проблему ограничения выработки при групповой работе, Э. Мэйо отмечал важность роли администрации для сочетания целей групп и организации в целом[132]. При этом он не учитывал рационального предвидения рабочими снижения ставки оплаты труда в случае увеличения производительности и возможности решения проблемы с опорой на индивидуальную систему организации и оплаты труда, как предлагал Ф. У. Тейлор.

В тоже время попытки решения проблем, когда основным критерием деятельности является производительность труда, вызывает сомнение в том, насколько задачи гуманизации социально-трудовых отношений превалируют над иными целями. Ибо в таком случае априорная направленность на реализацию целей корпораций по бесконфликтному увеличению прибыли путем манипуляция малыми группами очевидна. В действительности, Э. Мэйо совершенно игнорирует интересы отдельных работников, подразумевая необходимость манипулирования поведением человека, зависимого от своего места в малой группе.

В тоже время Хоторнские эксперименты явились катализатором многих исследований производственной социальной среды и стали мифическим основанием ряда таких дисциплин, как производственная социология, социальная психология труда, производственная психиатрия, антропология производственной деятельности. Безусловно существенное влияние оказали они и на развитие теории и практики менеджмента.

По словам Р. Дафта, публикация результатов исследований инициировала настоящую революцию в отношениях менеджмента и работников организаций. Таким образом некорректная интерпретация результатов исследований дала толчок развитию движению за человеческие отношения, определившем на десятилетия развитие теории и практики менеджмента, «сторонники которого и по сей день, отстаивают тезис о том, что удовлетворение базисных потребностей работников является ключом к повышению производительности труда»[133]

В этом контексте заслуживает внимания мнение одного из наиболее авторитетных современных гуру менеджмента Питера Друкера. Исследователь признает человеческие отношения, второй «из двух господствующих теорий управления работниками и работой» (после научного менеджмента) покоящейся на глубинном знании о невозможности нанять на работу «только рабочие руки»[134]. Наряду с этим П. Друкер признает неспособность данной концепции предложить ничего, кроме расплывчатых обещаний и лозунгов, а также недостаточное понимание экономической стороны проблемы.

В результате, как замечает П. Друкер, начав с попытки исправить «неправильную настройку» на «реальность», в этой теории с самого начала существует сильная тенденция к манипулированию. Действительно, в теории человеческих отношений значительное внимание уделяется необходимости дать рабочим «чувство ответственности», но не говорится о самой ответственности; подчеркивается роль «ощущения значимости», но не значение рабочих и их работы. Отсюда П. Друкер делает вывод о серьезной опасности вырождения ее в «новый патернализм фрейдистского толка», как средство оправдания любой деятельности руководства. На самом деле, если основа теории предполагает «настройку» и «исправление», то реальной целью является контроль и манипулирование, при априорном утверждении собственной правоты