Мы обернули кусок лапища скорпиона в ткань у входа. Огромную тряпку раздавали фальконерам в конюшнях, чтобы они не заливали город кровью и другими отходами существ, да эстетикой отрубленного не пугали добрый народ.

Фальконерия находилась в самом конце города, а ближайших к нему ворот не было. Так что добычу каждый раз приходилось нести через весь славный городок. В кэбы с таким добром не пускали, да и на повозке проезжать нельзя. Но в этом я видел свои плюсы. В глаза ударялись красоты западной части города. Я каждый раз наслаждался редким мигом, проведенным здесь. Сначала мы с Тимо прошли через мостик над небольшим и искусственным озером, где плескались рыбы и кряквы. После него мы спустились по длинной и широкой лестнице к подножью яблочного сада. Сейчас деревья выглядели вялыми и только расцветали. Но уже через месяц, два весь город должен был покрыться розовыми листьями. За садом нас ждала длинная аллея, по бокам усеянная цветами и вечнозелеными деревьями. И по всей этой красоте я в руках нес кусок окровавленного мяса. Я чувствовал, как лапы под мешком мокли и становились склизкими. Лучшей романтики не придумал бы и поэт Кармора.

В конце нашего пути нас наконец-то встретила Фальконерия. Каждый дюйм района был пропитан ностальгией и до боли знакомыми видами.

Сегодняшнее путешествие по памяти я решил начать со школы. Заметить ее торчащий бордовый фасад за парочкой зданий было не сложно. Я помнил в ней все, от каждого закоулка до запаха вечного ремонта. Почти половину жизни я торчал там, чтобы стать тем, кем я являюсь сейчас.

Каждый раз, когда проходил мимо школы, отчасти желал вернуть все то, что там произошло со мной. Я снова хотел пережить каждый миг, каждую секунду. Хотел вновь познакомиться с кронами, познать их быт. Хотел узнать другие расы, их обычаи. Желал впервые побывать на празднике Поэзии в Карморе и посидеть в их лучших ресторанах, слушая бархатный свинг Эни ЛиСан или Сиены де Райс.

– Помнишь Тайлу? – спросил я у напарника. – А, лысый?

– Самое худшее, что было в моей жизни, – Тимо выдыхал из себя воздух, будто бы хотел улететь как фестивальный огонек. – Ты же мне все уши прожужжал ей. Я был готов слушать нудные лекции по медицине, лишь бы не слушать о ней. Хорошо, что она бросила тебя и уплыла, дьявол знает куда.

– Она умерла, друг, – я видел, как лицо Тимо застыло в смятении, а по его горлу прошел тяжелый комок.

– А?

– Шутка.

– Идиот, – усмехнулся Тимо. – Тащи молча этот кусок мяса.

Добычу следовало всегда нести в бюро. Оно находилось в конце района, впритык с городской стеной. До нее нам оставалось всего пару фарлонгов,5 и мы их преодолели без лишних разговоров, в полной тишине.

Бюро выглядело мрачнее, чем все здания в этом городке. Помню, как когда-то каменное сооружение пугало меня до дрожи. Узорчатые решетки на окнах будоражили мою фантазию и внушали, будто бы там жил некий страшный зверь, а рыцари, что стояли перед дверьми, охраняли место от посторонних глаз. Я даже давал клятву себе: никогда не переступать порога бюро. Правда, сдержать ее не удалось. Сейчас это то место, которое оплачивало мой хлеб.

Едва я переступил порог бюро, как до моих ушей дошло приятное щебетание Сиены де Райс. Девушка очаровывающим голосом разрывала приемник Варшевского фирменным свинг-стилем. Уроженка Велоды часто давала концерты в ресторанах Кармора, а также не упускала возможности отправить свои записи на все станции Соммрикета. Безусловно, отзвуки прекрасного отлично дополняли уют бюро, но и с выключенным приемником ему было, что показать. Оттенки светлого дуба в свете солнца выглядели еще ярче и наполняли комнату неописуемой красотой. На стенах висели безжизненные фонари и ждали, когда насупится ночь, дабы не дать темноте поглотить комнатушку.