Небо, космос, существа, мы, раса, чувства и все дальше и глубже уносили меня мысли по рекам сознаниям. В какой-то миг я подумал о том скорпионе и то, что мы сделали. Мы ехали на повозке, запряженной тремя лошадьми, через прерии и ночную гладь, а я все еще стоял там, в той пещере, в тот момент, когда мы с напарником закрыли глаза зверя навечно.
Что происходило в других уголках апулита без фальконеров? Кто убивал зверей? Как народ передвигался через леса, болота и горы? Я посмотрел на Тимо. Он хоть и был уроженцем Альвинштраса, но знал о ней лишь то, что писалось в книгах. Его отец перевез его с теплого юга через моря в холодный и мрачный Соммрикет. Смуглая кожа напарника временами удивляла местный народ, как собственно удивлял их и я.
– Тимо, – я решил прервать долгую тишину вместе со своими мрачными думками. Мой напарник уже на полшага находился во снах и вздрогнул, когда я позвал его.
– Ты специально ждал момента, когда я усну? – зазевался Тимо и почесал свой короткий ежик на голове. – Что у тебя, пушистый?
– Мне кажется, сегодня мы убили обычного хищника, – я покачал головой. – Я понимаю, вампир тоже отчасти хищник. Но скорпион же бездумный зверь, живущий на инстинктах.
– Как оборотень, – спокойно произнес напарник. – Бездумный, как оборотень.
– Да, только более безобидный.
– Все безобидные съедают торговые караваны?
– И правда, – я перевел взгляд с напарника на дорогу. – И правда.
– Он просто хищник. Ты – саблезубая кошка и должен понимать это как никто другой.
– Мои предки перестали убивать все подряд еще до того, как на небе взошло линзовидное солнце. А это, на секунду, было 1805 лет назад.
– Ты хочешь сказать, что вы, из саблезубых кошек, превратились в разумных кошек с все еще огромными клыками за 1805 лет.
– Конечно, Тимо, – усмехнулся я. – Эволюция – это очень быстрый процесс.
– Серьезно? – удивился Тимо.
– Если бы я не прогуливал уроки, – не сдерживая улыбки, ответил я, – то знал бы, что нам, эвинадонам, понадобилось около десяти тысяч лет, только чтобы приобрести полноценный разум и уже потом научиться говорить.
– То есть, когда вы еще убивали, вы говорили?
– Дикое племя, – я пожал плечами, – потом пришла пора приучаться к новому порядку, научиться разводить скот, торговать, заниматься земледелием и начинать общаться с другими регионами нашей планеты.
– Все, что ты сейчас сказал, началось с восхода линзовидного солнца?
– Да, для нас это было знаком, чтобы поменять взгляды на жизнь. И к слову, я тебе рассказывал историю своего племени не раз.
– Память девичья, – пожал плечами Тимо.
Если ночь в Вал-Да-Арре – нечто похожее на божественное произведение искусства, то день здесь – поистине дьявольское творение. Нам повезло не попасть в самое пекло и добраться к стенам Норра еще до обеда, когда только белое солнце надумало выйти с востока, а линзовидное показать свой яркий обод с западной части севера.
Норр – индустриальное сердце Соммрикета. Здесь производили буквально все, от обычной кожи на дубильном станке до огромных железных паровозов. Жить здесь было крайне сложно. Всюду дым, сажа от угля и много грязи. Конечно, не во всех районах так, были и чистые – как, например, Рикмер, где жилье приобрести по карману далеко не всем гражданам Соммрикета, и Фальконерия, где находился собор моего ордена, и прочие заведения, связанные с работой и обучением.