берлинский философ Вильгельм Дильтей утверждал, что у естественных и гуманитарных наук разные предметы исследования. В противоположность природному и материальному миру, который изучают ученые-естественники, мир, который исследуют историки, – это мир смыслов, возникающих в результате взаимодействий между людьми. Предметом гуманитарных наук являются разум и дух (Geist), находящие выражение в историческом процессе. По мнению Дильтея, причинно-следственные отношения, выявляемые естественными науками, не могут сами по себе объяснить действия людей или передать историю человечества, сотканную из передаваемых из поколения в поколение смыслов54. Таким образом, задача гуманитарных наук, или наук о духе (Geisteswissenschaften), состоит не в причинном объяснении (Erklären), а в понимании (Verstehen) и интерпретации (Deutung)55. Согласно Дильтею, понимание возможно потому, что историки (в отличие от ученых-естественников) могут переживать (Erleben) то, что происходило с другими людьми, и таким образом понимать их действия. Иными словами, в отличие от естественных наук история герменевтична по своей сути56.

Все лидеры Венского кружка – в частности, Рудольф Карнап, Мориц Шлик и Отто Нейрат – были хорошо знакомы с работами Дильтея, прибегая к ним в своей критике метафизики. В частности, Карнап обсуждал критическую герменевтику Дильтея в своих работах, подчеркивая, вслед за Дильтеем, что «интуитивное чувство жизни» не может быть частью единой системы науки, поскольку ему невозможно дать концептуальное определение57.

Конечно, реальные практики работы гуманитариев и естественников, как в конце XIX века, так и сегодня, мало укладываются в прокрустово ложе бинарной оппозиции между пониманием и объяснением, или между универсальным и уникальным. Тем не менее, на протяжении всего ХX века представление о том, что гуманитарные и естественные науки являются разными и даже взаимоисключающими формами знания, вновь и вновь проговаривалось такими влиятельными философами, как Генрих Риккерт, Эрнст Кассирер и Ганс-Георг Гадамер58. В философии науки разграничение между контекстом открытия и контекстом обоснования, сформулированное Райхенбахом, принималось философами науки на протяжении большей части XX века59. В своей возможно наиболее популярной версии, бинарная оппозиция гуманитарных и естественных наук обрела новую жизнь в послевоенный период в популярной и по сей день книге Чарльза Сноу о «двух культурах»60.

Совсем иное движение за единство науки существовало начиная с последнего десятилетия XIX века во Франции, где рассуждения об объединении знания были связаны с философской традицией, восходившей к Огюсту Конту и другим представителям французского позитивизма. Хотя участники Венского кружка и их последующие комментаторы использовали ярлыки неопозитивизм или логический позитивизм для своей программы, во франкоязычном пространстве термин позитивизм применялся совсем к другим вопросам и проблемам, нежели чем в немецко- и до некоторой степени англоязычном дискурсе61. Основное отличие было в том, что французские позитивисты рассматривали именно историю как центральную науку в той системе объединенного знания, о которой мечтал Конт и которую впоследствии по-разному понимали и претворяли в жизнь его читатели, последователи и даже оппоненты62. Именно контовское понимание истории как центральной дисциплины в системе единой науки легло в основу исторического синтеза Анри Берра и опосредованно вдохновило проект историков, объединившихся вокруг Анналов.

Родившийся в 1798 году в Монпелье, Огюст Конт (1798–1857) посвятил всю свою жизнь разработке и продвижению позитивной философии (