Д. З.: То есть?
– Речь шла о том, что в годы войны были подняты национальные паруса, а затем ставка делалась исключительно на великий русский народ, как руководящий. Это закреплялось в известных сталинских тостах в мае-июне 1945 года.
Д. З.: Так сказать, в пантеоне победителей.
– В пантеоне победителей, и, естественно, это не могло не вызывать конфликты и напряжение.
Д. З.: А зачем он так поступил?
– Думаю, он искал опору своему режиму власти не только в партии и рабочем классе, а в самом многочисленном, самом большом народе – русском. Вскоре великорусская идея захлестнет общество, культуру и науку.
В. Д.: А можно сказать, что вот эта новая установка пришла на смену классовому видению тогдашнего мира?
– Безусловно. Но уклон в сторону национальногосударственной идеологии, новая стратегия в этнополитической сфере наметились ещё в середине 1930-х годов, когда Сталин почувствовал, что на одном стержне интернационализма устойчивость своему режиму власти не создать, социальную опору не расширить.
Д. З.: На фоне этого, насколько я понимаю, он одновременно проводил ослабление армии. Ведь после победы он ее, скажем так, достаточно сильно побаивался.
– Поколение победителей он действительно хотел поставить на место, указать «правильное место» и маршалам, и генералам, и, прежде всего, офицерскому корпусу, поскольку у них после заграничных походов мог вызревать иной взгляд на ситуацию. И это происходило довольно своеобразно. С одной стороны, «дело авиаторов», опала Жукова, а с другой, приглашение победителей в политическую элиту, скажем, на уровне областей, краев. Протестная энергия новейших «декабристов» была локализована.
В. Д.: А можно ли сказать, что вот это нежелание Сталина отмечать День Победы связано еще и с тем, что ему не хотелось ворошить всю историю войны, особенно ее начала, периода страшных поражений?
– Отсюда и вопросы, а когда, собственно, начинается сама Отечественная война – сразу же, с 22 июня, или все-таки после того, когда были осознаны просчеты, ошибки, и, самое главное, когда была понята несостоятельность и неэффективность мер чрезвычайщины, которые возникли как ответ власти на начавшуюся войну? Вы посмотрите, как все начинается. Режим пытается взять под контроль ситуацию преимущественно репрессивными мерами. Возникает шпиономания, подозрительность, принимается приказ № 270 – власть делает семьи сдавшихся или попавших в плен заложниками. Отступление Красной Армии сопровождается массовыми расстрелами в лагерях, восстанавливается институт военных комиссаров – недоверие фронту, возникают политотделы в колхозах и совхозах – недоверие тылу.
В. Д.: Заградотряды – недоверие рядовым.
– Это уже 1942 год, другой этап войны. Словом, чрезвычайщина – самый кратчайший путь к краху системы. Поэтому и растет понимание, что такими методами, с таким инструментарием длительную войну вести нельзя.
В. Д.: Поскольку вы заговорили о периодизации Отечественной войны, провокационный вопрос: у меня всегда возникало не то чтобы сомнение, но во всяком случае вопрос, почему вообще появилось такое понятие – Великая Отечественная война?
– Понятие «Отечественная война» возникает уже в 1941 году, возникает в устах власти. Снизу же оно формируется по мере осознания того, что война касается каждого, каждый должен включиться в нее, забыв классовые обиды и прочее. А если учесть, какими усилиями и ценой досталась нам победа в сражении с гитлеровской армией, за которой стояло свыше двух десятков европейских стран, то война стала действительно Великой.
Д. З.: И вот когда это все произошло?