Его семья, несмотря на бедность, пользовалась уважением в Спарте, принадлежа к роду Гераклидов, не связанному близким родством с царями. Более того, его личная репутация как спартанца была безупречной, поскольку он строго и образцово соблюдал дисциплинарные правила. Привычка к самоограничению, которую он таким образом приобрел, хорошо послужила ему, когда для достижения честолюбивых целей потребовалось завоевать расположение сильных мира сего.

Его безразличие ко лжи и клятвопреступлениям иллюстрируется различными приписываемыми ему изречениями, такими как: «Детей можно обмануть с помощью игральных костей, а мужчин – с помощью клятв».[203] Эгоистичное честолюбие – стремление увеличить могущество своей страны не просто в связи с собственным, но и в подчинении ему – направляло его от начала до конца карьеры. В этом главном качестве он был схож с Алкивиадом; в безрассудной аморальности средств он даже превзошел его. Кажется, он был жестоким, что не входило в обычный характер Алкивиада. С другой стороны, любовь к личным удовольствиям, роскоши и показухе, которая так много значила для Алкивиада, была совершенно чужда Лисандру.

Основой его натуры была спартанская сущность, стремящаяся подчинить аппетиты, тщеславие и широту ума одной лишь любви к власти и влиянию, а не афинская, склонная к развитию множества разнообразных импульсов, среди которых честолюбие было лишь одним из многих.

Кратесиппид, предшественник Лисандра, по-видимому, занимал морскую должность дольше обычного годичного срока, сменив Пасиппида в середине его года. Но морская мощь Спарты в то время была настолько слаба, еще не оправившись от сокрушительного поражения при Кизике, что он не достиг почти ничего. Мы слышим о нем только как о человеке, способствовавшем, ради собственной выгоды, политическому перевороту на Хиосе. Подкупленный группой хиосских изгнанников, он захватил акрополь, вернул их на остров и помог им свергнуть и изгнать правящую партию численностью шестьсот человек. Очевидно, что это был конфликт не между демократией и олигархией, а между двумя олигархическими группировками, одна из которых сумела подкупить спартанского адмирала для своих целей.

Изгнанники, которых он изгнал, заняли Атарней, укрепленный пункт хиосцев на материке напротив Лесбоса. Оттуда они, как могли, вели войну против своих противников, теперь правящих на острове, а также против других частей Ионии, добившись некоторого успеха и выгоды, как будет видно из их положения примерно десять лет спустя.[204]

Практика реорганизации правительств азиатских городов, начатая Кратесиппидом, была расширена и систематизирована Лисандром – не ради личной выгоды, которую он всегда презирал, а из честолюбивых соображений. Покинув Пелопоннес с эскадрой, он усилил ее на Родосе, а затем отплыл к Косу (афинскому острову, так что он мог лишь ненадолго остановиться там) и Милету. Он окончательно разместился в Эфесе, ближайшем пункте к Сардам, куда должен был прибыть Кир, и, ожидая его появления, увеличил свой флот до семидесяти триер.

Как только Кир прибыл в Сарды около апреля или мая 407 г. до н.э., Лисандр отправился нанести ему визит вместе со спартанскими послами и был встречен с величайшим расположением. Горько жалуясь на двуличность Тиссаферна – которого они обвиняли в том, что он саботировал приказы царя и пожертвовал интересами империи, поддавшись влиянию Алкивиада, – они умоляли Кира принять новую политику и, выполняя условия договора, оказать самую активную помощь в подавлении общего врага.

Кир ответил, что это были прямые приказы, полученные им от отца, и что он готов выполнить их со всей решимостью. Он привез с собой, сказал он, пятьсот талантов, которые будут немедленно направлены на это дело; если их окажется недостаточно, он обратится к личным средствам, данным ему отцом; а если потребуется еще больше, он переплавит на деньги золотой и серебряный трон, на котором сидит.[205]