Другой подход рассматривал не столько элиту как важнейшую опору германской диктатуры, сколько тесную связь между руководством страны и народом. Это соответствовало убеждению, что национал-социализм был прежде всего современным массовым движением. Соответственно, необходимо было «отфильтровать» всех активных национал-социалистов от всего остального населения Германии и перевоспитать немцев в духе демократии. Практическим следствием такого подхода стала программа денацификации, в ходе которой все взрослые немцы в американской оккупационной зоне должны были заполнить анкету, в которой они должны были предоставить подробную информацию о своей жизни при нацистском режиме. В первые два года после войны наблюдались большие волны увольнений, особенно среди государственных служащих26.

Критика этой бюрократической процедуры была значительной с самого начала, как в оккупационных администрациях, так и, конечно, со стороны немецкого населения. Тем не менее процедура денацификации оказала благотворное влияние, по крайней мере в первые два послевоенных года. С одной стороны, нацистское прошлое отдельных людей, которое раньше казалось почти неразличимым, теперь стало явным признаком, по которому можно было различить преступника и жертву. С другой стороны, таким образом можно было гарантировать, чтобы важные государственные должности судей, учителей, министерских чиновников, бургомистров – не были заняты старыми элитами сразу после окончания войны, как это было после 1918 года. Хотя в 1945–1946 годах вряд ли можно было предположить, что те, кто ранее был уволен, через несколько лет будут в основном восстановлены на государственной службе в Западной Германии, хотя это время для большинства оставило заметный след в их биографии, который в дальнейшем мог быть связан с серьезными санкциями.

Примечательно, однако, что в процедуре денацификации в американской зоне приоритет сначала отдавался легким делам, по которым можно было быстро принять решение, в то время как дела с более серьезными обвинениями не рассматривались до 1947 года, когда процедура уже была в основном передана немецкой стороне. Однако немецкие власти проявляли все большую снисходительность, не в последнюю очередь из‑за меняющегося политического климата, в результате чего в ходе холодной войны именно те нацистские функционеры, которым были предъявлены особо тяжкие обвинения, воспользовались этой всеобщей фактической амнистией и в основном не понесли никакого наказания.

Процессы в британской зоне проходили по похожему сценарию. Члены руководящих групп НСДАП, СС и полиции безопасности – от заместителя гауляйтера, криминалдиректора и штандартенфюрера и выше – были приговорены в среднем к штрафу в четыре тысячи марок или двум годам тюремного заключения, из которых вычитался период интернирования. Военные власти были наиболее снисходительны во французской зоне, где даже нацисты более высокого ранга могли оставаться без наказания, если это отвечало прагматическим интересам французов.

Таким образом, процедура удаления нацистов со значимых позиций в политической, экономической и культурной жизни постепенно превращалась в процедуру, с помощью которой бывшие нацисты избавлялись от клейма своей прежней деятельности. Поэтому неудивительно, что анкеты и процедуры денацификации встретили возмущенную критику со стороны большинства немцев. Это было не совсем неоправданно, поскольку стремление избежать хоть какого-то подобия короткого судебного процесса означало, что процедуры часто затягивались до бесконечности. Кроме того, нередко было трудно провести грань между политическими убеждениями и преступным поведением. Наконец, очевидный непрофессионализм судов сделал все остальное, чтобы вызвать насмешки и горечь с немецкой стороны, немцы не упускали возможности посмеяться над желанием победителей осудить такой культурный немецкий народ. С постепенным усилением холодной войны и связанным с этим ослаблением чисток эта критика усилилась в Западной Германии и превратилась в настоящую кампанию против денацификации, которая продолжалась до конца 1950‑х годов и нашла широкую общественную поддержку. Даже в конце 1940‑х годов в Западной Германии существовало твердое и широко распространенное убеждение, что гораздо больше тех, кто действительно виновен, уже были осуждены. Поэтому не только денацификация, но и преследование немцев за военные преступления должны были прекратиться как можно скорее.