Он тоже засмеялся, неожиданно быстро обнял меня и поцеловал. Потом, не обращая внимания на мой временно ошалелый вид, продолжал, как будто ничего особенного не произошло.

«Однако, – подумала я, – с ним надо держать ухо востро, а не то не успеешь опомниться, как окажешься в постели!»

Тем временем Саша старательно «заполнял» свою «анкету». На мой вопрос о самых общих сведениях он сообщил, что ему двадцать четыре года, окончил МГИМО[22] и работает в МИДе (позже он очень обрадовался, узнав, что с ним почти коллеги); родители – дипломаты; сегодня и в перспективе – активно холост (тут он выразительно заглянул мне в глаза); привычки и увлечения нормально-обычные – эстрада (особенно тяжелый рок), театр (модернистские постановки приветствуются), весёлые компании на всю ночь напролет, сигареты «Кент»…

Пока Саша легко порхал от одного к другому, я решала для себя важный вопрос: что и в каком количестве мне ему врать, да и сто́ит ли вообще? Решила – не сто́ит.

– А вина я не переношу, – заявил Шмелёв, и тут же, без перехода:

– А где ты учишься?

– Закончила Университет, теперь там же, в аспирантуре.

– Уже аспирантура? Сколько же тебе лет?

– Ты сам как думаешь?

– Сначала больше девятнадцати не дал бы, – я так и не разобрала, что это было, пустой комплимент или правда. Но тогда я просто улыбнулась.

– Ну, у меня еще не тот возраст, который принято скрывать, хотя свое девятнадцатилетие я отмечала четыре года назад.

После того, как Саша выяснил мое семейное положение (а я сказала, естественно, что разведена), установил, что наши привычки, в общем, совпадают, он перешел к области моих привязанностей.

– А твое хобби?

– Затасканное словечко, не люблю его. Если с него снять налёт, то мое хобби – литература, я пишу.

– Стихи или прозу? – Саша вдруг показался мне взволнованным и удивленным, он даже подвинулся ко мне ближе, и я подумала, что вот уж воистину не знаешь, где что найдешь.

– Всего понемногу. В основном, проза – рассказы, небольшие повести, зарисовки быта с натуры.

– Так это же здо́рово! Ты просто молодчина! – Сашины глаза сияли, и мне понравилось, что он не спрашивает, печатаюсь я или нет.

– Ты почитаешь мне?

– Если захочешь.

– Сейчас?

– Нет, конечно, в Москве.

– Почему? Ах, да, прости… Ну, ладно, ничего не поделаешь, придется подождать. А ты всё-таки какой молодец! Вот не думал…

Шмелёв надолго умолк. В сгущавшихся сумерках при тусклом освещении в вагоне всё кругом казалось серым и мрачным, а Сашино лицо – осунувшимся и грустным. И я поняла, что он только внешне «душа нараспашку».

Весь следующий день Шмелёв неотступно следовал за мной. Мы вместе ходили в столовую, потом осматривали окрестности пансионата. Шмелёв показал мне спуск к водохранилищу, где можно было купаться, и даже были установлены кабинки для переодевания, а также несколько старых, рассохшихся скамеек. Я предложила ему пойти в воду, но он отказался, заявив, что я еще не видела бассейна.

Мы вернулись в здание. В коридоре низкий хриплый голос окликнул Сашу:

– Шмелёв? Друг мой, какими судьбами?

Человек, подошедший к нам сзади, был невысок и худ. Небольшие, но умные глаза его показались мне хитрыми и злыми. Я сразу узнала Стасова. Хотя, по правде, в тех фильмах, где мне пришлось его видеть, он был намного интереснее, – фотогеничен, стало быть.

– Володя! Вот отлично! Ну, теперь порядок, скучать не придется, – Саша был искренне рад встрече.

– Познакомьтесь, пожалуйста, это…

– Марина, – сказала я и протянула руку.

Владимир окинул меня взглядом с ног до головы, прищурился. Губы его сложились в усмешку.

– Стасов, – сказал он и сильно сжал мою ладонь.