«Так какой план?» – хмуро спросил Король, глядя на раздухарившегося Рене.

«Как какой, как всегда! Атакуем и грабим обоз!» – искренне расхохотался Рене, так до самой смерти других планов и не узнавший, и даже хотел было от избытка чувств хлопнуть короля по плечу, но вспомнил про проказу и воздержался.

Так и поступили.

Армия крестоносцев вышла сарацинам в тыл у местечка с красивым именем Монжизар, франки уже полвека переименовывали там все, что на глаза попадалось.

Никаких маневров.

Никаких предварительных ласк и сигналов, куртуазностей и любезностей.

Белые плащи, древки копий в руках, глухое рычание из-под шлемов.

Крестоносцы ударили всей силой, натурально-по рыцарски, лоб в лоб.

Галоп, кони рвутся грудью вперед, наконечник копья пляшет стальным жалом, выискивая цель!

Удар, хруст, обломанное древко летит в сторону, рука выхватывает меч!

Мамлюки пытаются построиться, охрана Саладина судорожно мечется вокруг него, ревут сарацинские верблюды и несущие на себе в бой пехоту ослы крестоносцев.

С Балдуином три десятка рыцарей-смертников.

Они больны проказой, как и он, умереть в бою – мечта, скоро каждый из них уже не сможет держать меч.

Они врубаются клином, рубят охрану Саладина, сарацины в ужасе бросаются в стороны, зная, кто перед ними.

Сама Смерть одела доспехи, и смертельна даже капля вылетающей из щели забрала слюны.

За ними валят тамплиеры и Рене, так долго ждавший возможности посчитаться.

Саладин был очень гордым человеком.

Очень.

Но бывают такие дни, когда ты или не очень гордый, или очень мертвый.

Продравшись сквозь толпу бегущих пехотинцев, лидер мусульманского мира дал шпоры коню и унесся прочь вместе с горсткой своих людей.

Крестоносцы гнали бегущих сарацин и безжалостно рубили.

Не ушел практически никто.

Дрожащими руками Балдуин снял шлем, на нем ни царапины, но руки в крови, и она уже пропитала белый плащ, просочившись сквозь одежду.

Мертвый Король поворачивается к войскам, вскидывает к небу меч, и крестоносцы кричат его имя, потрясая окровавленным оружием.

Торжествующе ревут ослы, понуро плюются трофейные верблюды.

«Знаете, Бог не хочет, чтобы Иерусалим пал при этом Короле», – достаточно просто объяснил дома провал мероприятия Саладин.

Со следующим Королем Иерусалиму повезло меньше.

Мусульмане умеют ждать.

В этот день, 4 июля 1187 года, король Иерусалимский, Ги де Лузиньян, умудрился организовать Третий крестовый поход.

Красиво и элегантно, как и все, за что он брался.

Был мир.

Не мир, но перемирие, любой период на Святой земле в любое время это лишь перемирие.

Война там – это вечное проклятие, плата за дыхание Богов.

Перемирие в Палестине – это всегда скучно.

Тоскливые однообразные дни, марево миражей над волнами бесконечного песка, чахлые столбы одиноких пальм, илистое дно редких водоемов.

Скучно сидишь в башне, дурак дураком, в адскую жару, пьешь и смотришь на вереницу бедуинов, пытающихся объехать вставшего на дороге осла.

Приходит вечер, зажигаются звезды, выныривает перевернутый ближневосточный месяц, и ты снова сидишь в той же башне и пьешь, пьешь и пьешь…

Восток, так течет жизнь.

Веками, тысячелетиями…

Рене де Шатильон, старая скотина лет о шестидесяти, так и делал.

Скучал и пил, пил и скучал.

Тоскливо глядя на окружающую пустыню с вершины башни замка Керак.

А потом сорвался.

Рецидив, бывает.

Углядел, стервец, вдали караван, и понеслась.

Понеслись, нагнали, атаковали и разграбили.

Так случилось, что с караваном ехала сестра Саладина.

Резонанс превзошел все ожидания.

Саладин этого ждал.

Не он нарушил перемирие, но за ответом не заржавело.

Тридцать тысяч сарацин двинулись ускоренным маршем и осадили Тверию.