Октавиан презрительно кривится.

Нет, он не ненавидит ее.

Презирает.

Презирает все ее восточные ужимки, лживые и пропитанные отравой.

Вся его римская ледяная сущность содрогается от презрения, он не простит ей ничего, и мертвого Антония тоже не простит, она пойдет при его Триумфе в цепях.

Поздно!

Агриппа орет команду, и пехота выламывает тяжеленные дубовые двери, но она уже мертва.

Клеопатра уже мертва, хоть еще и тычет пальцем ему в лицо, презрительно улыбаясь.

Как свернувшаяся у нее на коленях кобра.

Она обманула его, она тоже давно играет в эти игры, давным-давно, когда он был еще ребенком, а мир еще сотрясала поступь гигантов Республики.

Во дворец с холодным достоинством входит человек в богатых одеждах.

Черные как смоль кучерявые волосы, черные сверкающие маслом глаза, борода, завитая по восточной моде, высокая диадема на голове.

Спокойный и невозмутимый, будто не рухнуло только что все, к чему прикоснулся Антоний.

Ирод.

«Я был Антонию верным другом до самого конца! – спокойно говорит он. – Если хочешь, буду другом тебе».

Август, уже не Октавиан, но отныне и навсегда, до скончания веков, Август, протягивает Ироду руку.

Эти двое нашли друг друга.

Мертвый Цезарион, сын Цезаря и Клеопатры.

У Цезаря может быть только один сын, Он!

Мертвый Антилл, старший сын Антония.

Он слишком взрослый, чтобы остаться в живых.

Шестеро детей Антония, Юл Антоний, две Антонии, старшая и младшая, от его сестры, Октавии.

Александр-Гелиос, Клеопатра-Селена и Птолемей-Филадельф от Клеопатры.

Они все будут жить в его доме.

Они станут царями и царицами, Юл Антоний покончит с собой по его, Августа, приказу, за связь с его дочерью, Юлией.

Но это ведь всё потом.

Своих сыновей у него не будет.

Будет дочь, несчастная дочь, которую он выдаст за Агриппу, потом за Тиберия, заставив его развестись с любимой женщиной.

От обоих мужей родятся дети, он будет искать в них наследников, но они все умрут, словно Рок какой-то.

«Рок или Ливия?» – Август мрачно усмехается, вспоминая, как она полвека трудилась, чтобы Тиберий стал его наследником.

Он отправит свою дочь Юлию умирать на необитаемом острове.

Расплата за разврат.

Он отправит на другой остров ее дочь, свою внучку, тоже Юлию.

Расплата за разврат.

Он запретит упоминать их имена, хоронить их вместе с собой, это его расплата.

Расплата за все.

За Золотой век, за поколения родившихся и умерших при его жизни римлян, за мир с Парфией и возвращенных Орлов Красса и Антония.

За Тиберия, воевавшего везде, где он приказывал, от Далмации и Германии до Сирии, и везде побеждавшего.

За историю, которую поэты и историки переписали, посмертно еще раз разгромив Антония и постаравшись стереть из памяти правду.

За чужих жен, жен сенаторов, уведенных с ужина в соседнюю комнату на глазах у мужей.

За выхолощенные республиканские должности и традиции, не убитые, но превращенные в посмешище.

За индийских и китайских послов, за наступивший наконец мир и за закрытый в честь него храм Беллоны.

За то, что ныне принцепс Сената, первый среди Равных!

Но равных нет и быть не может, и потому просто Первый, навсегда Первый, до конца и потом!

«Я хорошо сыграл комедию своей жизни?» – спросит он у друзей в последний момент. Это важно.

Он, именно он убил Республику, которая жила пять веков.

Он, именно он построил Империю, которая проживет еще пять.

Оба его имени, и Цезарь и Август, станут нарицательными.

Он станет Богом!

Ливия с нежностью смотрит на старика, лежащего с закрытыми глазами на теплых мраморных плитах дворика.

Они вместе построили этот мир.

Никто, кроме них, и не знает, каким, на самом деле, он был до них.