Тит Галлиен сверкает наградными фалерами на панцире.

На груди завязан в узел платок, с давно высохшей кровью.

Единственный глаз весело и зло сверкает из-под шлема.

Легионеры идут походной колонной.

Домой.

Глава 5. Марк Лициний Красс

Песок был везде.

Проклятый песок.

Проклятый и прóклятый.

На губах, на щетине, под шейным платком и пластинами панциря.

Скрипел в ножнах, шлифуя зазубренную кромку меча.

Шуршал под ногами, вился в воздухе, вздымаемый ветром.

Песок…

Небо снова потемнело…

Он нырнул под край щита, инстинктивно зажмурил глаза.

Глубокий вдох тысяч ртов, и тишина.

Абсолютная, ни звука, словно вечность обняла всех в этой проклятой пустыне, обволокла, закрыла от всего мира.

Удар.

Тяжелый удар, слившийся в одно целое дробот тысяч стрел.

Хрип.

Квинту пробило горло, воет, оскалив зубы, Тит, ломая пришившую к щиту руку стрелу.

Стрелы.

Тысячи тысяч стрел.

Они везде, торчат из щитов иглами гигантских ежей, усеяли все под ногами, вонзились, вырвали из строя легионеров и бросили их на землю мертвыми куклами.

В песок.

Они уже давно перестали считать залпы.

Нет смысла, парфяне давно должны были опустошить колчаны по многу раз.

Темнеет небо.

Залп.

Хрип.

Красс смотрит перед собой пустыми глазами.

Лязг.

Когорта за спиной сомкнула ряды.

Они умирают вторые сутки подряд.

Залп.

Лязг.

Сомкнуть ряды.

Десять шагов назад.

Залп.

Лязг.

Сомкнуть.

Прижаться плечом, держать щиты, скалиться в бессильной злобе.

Вчера погиб сын.

Публий Красс, мальчишка, мужчина.

Парфяне хлынули волной, и Публий рванул.

Две тысячи галльских конников, подарок Цезаря.

Удар, удар, клин разрывает парфянскую цепь, враг бежит, и когорты за спиной ревут, шагая вперед и стуча мечами по щитам.

Марево, хлещет в глаза песок, конница уносится прочь за горизонт, своя, чужая.

Марево, пустота.

Когорты стоят, ветер сечет загоревшие лица и щурятся, всматриваясь, глаза.

Показались!!

Один, два, цепочка выныривает из-за холмов, медленным шагом движется навстречу.

Не разглядеть!!

Парфяне!!!!

Стук поднимаемых щитов, топот упершихся в песок ног.

Вперед выезжает один, в руке пика.

Покачивается, гнется копье под тяжестью головы.

Конница Публия не вернется на фланг.

И сам Публий не вернется.

С сухой дробью кровь бьет в песок из отрубленной головы, и в никуда смотрят мертвые глаза.

Красс кричит.

Легионы вздрагивают, страшно кричит Марк Красс.

Темнеет небо.

Залп.

Проходят часы.

Он идет мимо шеренг, хлопает по плечам, бьет кулаком в грудь.

Будьте прокляты эти Карры, но он с ними, Публий мертв, но они все ему как дети, он выведет их отсюда!

Вторые сутки.

Гонец парфян машет платком.

«В седло!» – бросает резко, красный от гнева и безнадежного позора.

Не смотрит на своих.

Это он привел их сюда, он, проконсул Сирии Марк Лициний Красс, привел их сюда под Карры.

Он не послушал, он гнался за сокровищами храмов и парфянских городов.

Он выбрал короткий путь, легкий путь, как ему казалось.

Центурионы подводят коня – едем!

Весь позор его!

Он не вернется, бросится на меч, но выведет их отсюда.

В Риме поймут, поймут, что должен был вывести.

Красс протягивает руку к парфянскому принцу.

Сурена улыбается, скалится железная маска на лице.

Сзади крик.

Петроний падает с коня, из груди торчит копье.

Красс закрывает глаза.

Они бегут.

Он, совсем мальчишка еще, отец, брат.

Говорят, он ненавидел Спартака?

Смешно.

За всю свою жизнь он ненавидел всего двух людей.

Гая Мария, убившего отца и брата.

И Гнея Помпея Великого.

За то и ненавидел, что другие любили.

Испанская пещера.

Ловят, как зверя, травят.

Рыбаки несут еду и хворост, Испания всегда была добра к их семье, и они были добры к Испании.

Надо ждать.

Марий мертв!

Пять когорт!