После сдачи требуемых приемной комиссией документов все они получили направления в общежития. Теперь только вперед, на абитуру. Они уже узнали, что это от слова «абитуриент». Общежитие тоже впечатлило его своим размером. Рядом стояла еще одна девятиэтажка, напротив и вдоль улицы тянулись пятиэтажки – общежития других факультетов. Студгородок был настоящей частью города, с широкими дорогами, спортплощадками, прачечной, магазинами – не то, что в их городе. Целый район – и одни абитуриенты! Он до приезда представлял, что Томск – большая деревня с мужиками в валенках, а тут – фестиваль жизни, музыка гремит из распахнутых окон, постоянный шум и говор, молодой народ бродит день и ночь. Можно сказать, что он был поражен веселостью и доброжелательностью его обитателей. Отчасти, отсутствие агрессии он объяснил себе тем, что все были приезжими и никто не рисковал лезть в чужой монастырь со своими уставами. Да и сам контингент был в большинстве несколько выше среднего по стране уровня умственного развитию.

Внутри общежитие оказалась гораздо хуже, чем снаружи: разбитые коричневые двери с латками и дырами от часто переставляемых замков. Длинный темный коридор, по сторонам эти же коричневые двери, в торцах – по туалету и умывальнику. Все как-то расколочено, не обжито. Есть распахнутые настежь в пустые комнаты двери. Чуть позже он понял, что это результат того, что студенты разъехались на каникулы, в стройотряды или еще куда и их комнаты остались без надзора. А на время их отсутствия в комнаты заселяли абитуриентов, которые, конечно, не особо ценили и бережно относились к этим временным жилищам. В поисках дополнительной табуретки или вообще чего-нибудь эти недавние ученики шарили по пустым комнатам, выбивая закрытые двери, чтобы выкрутить лампочки или утащить нехитрую мебель.

По ордеру на временное заселение ему назначили комнату на четвертом этаже. Он со своим картонным прямоугольным чемоданом-чудовищем, с которым еще его папа или мама в свое время тоже ездили на учебу, поднялся на четвертый этаж, нашел комнату 405 и постучался. Никто не ответил, зато двери сами приоткрылись от его несильных ударов. Он даже не заметил, что замка нет – настолько дверь в месте его нахождения была залатана и зияла дырами. Никого в комнате тоже не было. Четыре кровати, без матрацев и вообще пустые сетки, стол, табуретка – все не новое, на стенах местами следы раздавленных насекомых.

Вспомнив эти заляпанные стены и запах забитого кухонного мусоропровода, он слегка передернулся от брезгливости – но тогда это его как-то не очень смущало.

Плохо, что нет замка на двери. Чемодан он затолкал в шкаф – его называли иностранным словом «октант». Происхождение этого слова он до сих пор не узнал. Они, октанты, были у двери – четыре деревянных не сдвигаемых шкафчика, по два с двух сторон. Все того же коричневого цвета – как ему казалось, в те времена это был самый распространенный цвет полов и дверей.

Освоив это почти пустое пространство, он пошел на третий этаж к Регине, посмотреть ее жилище. Там была уже полная комната девчат, которые успели обжиться и привести все в почти уютный вид. Регина быстро познакомила его с ними, как оказалось – все его землячки, одна с соседнего городка, вторая из Талды-Кургана.

Как-то так прошел первый день в общежитии, вечерело, он сидел на тумбочке в своей комнатушке, курил и смотрел в окно. Мысли были разные и противоречивые. Может, зря он приехал в эту сторону? Хоть родина была одна для всех – СССР, все же это была совсем незнакомая ему Россия… Может, бросить все и уехать, пока не поздно? Теплая Алма-Ата…. А Регина? Ради нее он был готов на все. Поэтому он быстро отогнал версию с возвращением в родные края – он же не слабак, убежавший от первого испытания…