У гроба на коленях стоял старик в изношенном монашеском одеянии. Он смотрел в пол и молился перед крестом, который был вырублен на одной из стен кельи. Вокруг всё было белым. «Так вот оно что, – догадался Фрол. – Пещерка вырублена в меловой скале!» Он лежал на таком же меловом полу. Его тело занимало все свободное пространство крохотной пещеры, служившей монаху кельей. Под его голову, перевязанную серой от времени, но чистой тряпицей, был подложен толстый дубовый сук.

Пока он осматривался, в крохотное оконце проник серый лучик света. Монах закончил свою молитву и только после этого повернулся в сторону Фрола. Какое-то время они смотрели друг на друга. Первым не выдержал Фрол. Приподнявшись, он тихо спросил:

– Я с другом был. Что с ним?

Казалось, что монах его не услышал. Покачиваясь из стороны в сторону, старик безучастно смотрел перед собой, беззвучно шевеля губами и время от времени осеняя себя широкими крестами. Неизвестно, сколько бы еще пришлось Фролу лежать на холодном полу, но в это время за окошком раздались приглушенные голоса, и хлипкая деревянная дверь со скрипом отворилась. Раздался голос, который Фрол уже где-то слышал:

– Слава Всевышнему! Отец Макарий, ну что, наш утопленник – не помер еще?

Старик ничего не ответил. Взяв у пришедших туесок с водой и льняное полотенце, он закрыл перед ними дверь и принялся промывать рану на голове Фрола. Делал это старик без суеты, аккуратно, продолжая бормотать молитвы. Наконец, приложив к ране прохладные листы какого-то растения, он туго перебинтовал голову Фрола куском полотенца, собрал окровавленное тряпье и вышел из кельи. Несмотря на головокружение и тошноту, Фрол с трудом приподнялся и сел, а заглянувший в келью молодой инок помог ему перешагнуть через порог.

Обитель похожего на ворона монаха находилась в скрытом от посторонних глаз урочище – пройдешь рядом и не заметишь. Только еле заметная тропинка, ведущая к реке, говорила о том, что здесь иногда бывают люди.

– Ты, мил-человек, на нашего старца не серчай, – благодушно произнес монах, пришедший вместе с молодым иноком. – Много лет назад отец Макарий принял обет молчания, покинул братию и ушел в этот скит[58]. Если бы не он, помер бы ты, парень, еще этой ночью. Как пить дать – помер.

После слов своего второго спасителя Фролу захотелось не только пить, но и есть. Словно прочитав его мысли, монах поставил перед ним небольшое лукошко с провизией и водой.

– Чем богаты, тем и рады. Подкрепись перед дорогой. Меня Степаном кличут. А ты кто таков, мил человек?

Фрол присел на пригорок и пододвинул к себе лукошко. «Да, небогато живут здешние богомольцы», – подумал он, доставая из лукошка ржаную лепешку и плохо мытую редьку. Запивая нехитрую снедь родниковой водой, он рассказал своим спасителям кто он, откуда и куда направляется.

– Ишь ты, – обрадовался Степан. – Значит, таки дошла наша челобитная! До самого царя нашего батюшки дошла. Услышал нас государь, смилостивился, раз направил сюда государственного человека.

С этими словами Степан бухнулся перед Фролом на колени и запричитал:

– Да раз такое дело, я тебя, господин хороший, до наших старцев на себе понесу. Надо будет – в телегу, как последняя скотина, впрягусь, а доставлю.

– Не нужно в телегу. – Поев, Фрол почувствовал себя гораздо лучше. – Показывай дорогу до вашей пустыни. Далеко ли идти?

Монахи взяли Фрола с обеих сторон под руки, и они двинулись вдоль реки к белеющему над берегом меловому утесу. Оглянувшись на свое ночное пристанище, Фрол не удержался и спросил:

– Ну, отшельником жить в пещере – это мне понятно. Токмо, зачем сразу в гроб ложиться?