– Дочь, я довольно долго думала о твоем предложении…
Я усмехнулась…
– И хочу тебе сказать, дорогая моя, я не могу срываться с места и тем более продавать дом. Когда-нибудь он станет полностью твоим, но пока я жива, я буду в нем жить. И прошу, больше не поднимай этот вопрос. Я чуть не заболела, обдумывая его. Ты что, хочешь моей смерти?
– Нет, мама, конечно нет, извини.
– Ладно, уже поздно извиняться, я чуть не умерла, а ты даже не приехала меня проведать.
– Мама, Боже мой, что с тобой случилось? Я не знала! Ты же мне ничего не говорила!
Мама, не слушая моих оправданий, продолжила:
– Конечно, ты теперь столичная штучка, работаешь на телевидении и о матери даже не вспоминаешь…
– Но, как… я же звоню тебе каждый день… ну прости меня, мама… Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
– Ладна, доченька, прощаю. Но не забывай, что я тебя вырастила, выучила и только благодаря мне ты работаешь на телевидении и можешь позволить себе снимать квартиру в Тбилиси!
– Разве это квартира? – пробормотала я…
– Я за тебя рада, – продолжала она свой монолог, – но надеюсь, что ты все же навестишь меня, и раз ты уже такая богатая…
– Я – богатая???
– Да, раз ты уже знатный человек и можешь позволить себе многое, купи и мне комплект хороших вещей. Ведь ты же хочешь, чтобы твоя мать достойно выглядела на работе?!
– Да, конечно, – я с тоской посмотрела на свою потертую во всех мыслимых и немыслимых местах сумку, которую собиралась на днях заменить. – Конечно, мамочка, все сделаю, все куплю и в следующие выходные приеду тебя навестить.
– Я жду тебя, дорогая.
– Пока, мама.
ГДЕ-ТО ТАМ, ГДЕ НАС ЖДУТ
08.08.08 – дата, которую грузины не забудут никогда. Я в тот день дежурила в кардиологическом отделении одной из больниц Тбилиси. Раненые поступали постоянно, и основной «удар» приняли на себя хирурги, но, по большому счету, медики всех специализаций работали на пределе.
Поздно ночью к нам привезли совсем молоденького призывника с осколком в сердце. Состояние поступившего было крайне тяжелое, ранение неоперабельное, просто удивительно, что он не только дышал, но и сохранял ясное сознание.
Назначив раненому большую дозу обезболивающего, я присела к кровати и взяла парня за руку. Мальчик улыбнулся мне и что-то прошептал. Я придвинулась вплотную и тихо спросила:
– Ты хочешь что-то сказать?
Он кивнул:
– Рассказать…
– Ладно, расскажи, только не напрягайся сильно…
– Ничего, вы только не смейтесь надо мной…
– Нет, что ты, я слушаю…
*
Солдатик вздохнул и шепотом, прерываясь, чтобы перевести дух, начал свой рассказ:
– Рано утром нас подняли по тревоге, объяснили только, что начался конфликт с сепаратистской Ю. Осетией, и что для восстановления правопорядка часть перебрасывают туда. Мы погрузились в Тойоты с открытым кузовом…
Раненый поперхнулся и стал жадно глотать воздух. Я молча гладила его по голове. Успокоившись, парень продолжил:
– Не помню, сколько нас было в машине… может быть, человек семь… неважно. Вот… Наша маленькая колонна подходила к Цхинвали. Слышались выстрелы, потом недалеко прогремел один взрыв и сразу же, совсем близко, – второй. На несколько минут все оглохли. У ребят были испуганные лица. Командир крикнул свернуть вправо. Водитель резко повернул машину, и мы оказались на какой-то улочке.
Странно, но там не стреляли, тишина стояла невообразимая. Солнце светило ярко-ярко, я никогда не видел, чтобы солнце было таким ярким. По краям дороги в два ряда выстроились небольшие домики с палисадниками. Такие… как вам сказать, не то чтобы красивые… но… такие милые, что сердце сразу успокоилось. Мы медленно ехали по улице, высматривая кого-нибудь из жителей.