– Солнцеподобный хан, – нашелся смельчак, – наш народ так рад, что у вас есть вот этот, белый верблюд. Они выбрали меня сказать великому хану, что не подобает любимому ханскому белому верблюду гулять по городу одному. Ему, наверняка, скучно. И весь народ на коленях просить, умоляет выпустить с ним еще одного верблюда, чтоб они вместе ходили по городу и радовали поданных великого хана.

Хан, как и подобает владыке, которого не часто радуют подданные, обрадовался несказанно и тотчас продиктовал два указа: наградить смельчака халатом из тончайшего кашмирского шелка, и выпустить в город еще одного верблюда.


– Про какую войну ты читал в учебнике?

– Величественная…

– Что это за война, про которую я не слышал?

– Вот, здесь написано… вели… великая отечественная.

– А-А! Ты просто сократил.


Заходят трое покупателей.

Впереди мужчина постарше с веселыми огоньками в глазах, видно, бригадир. Он со списком и начинает читать мне, что им нужно.

Двое других в своих думах, без интереса разглядывают, шупают товар, держатся в стороне, мол, наша хата с краю, есть главный, пусть он думает и выбирает.

– Три тройника 50-е, – читает по списку бригадир.

Тут он вдруг подмигивает мне и кивает на своих спутников. Глаза его при этом блестят, лучики веселых морщинок бегут к вискам и он чуть громче продолжает:

– И два по пол литра!

Сразу оборачиваются обо спутника.

Тот, что помоложе с большим разводным ключом в руках оборачивается резко. Сонное выражение покидает его лицо. Он недоверчиво смотрит на бригадира, а тот предусмотрительно отвернулся в другую сторону, уткнувшись в список и пряча в усах улыбку.

Молодой нервно крутя разводным ключом, смотрит на меня.

Я включаюсь в игру:

– Литр что ли?

– Блин! Два по 0,5 метра, – как бы поправляется бригадир и хохочет от души.

– Да, ну, вас! – беззлобно машет рукой тот, что с ключом и покидает магазин.

Его товарищи продолжают веселиться.


– Мне это нужно было… шестьдесятка… как его?

– Труба?

– Нет!

– Шестьдесятка – это диаметр или длина?

– Не знаю…

– И я не знаю. Кто тебя отправил?

– Отец.

– А что он тебе сказал?

– Ну, это… купи. Это есть же… забивают…

– Гвоздь?

– Нет…

– Анкер? Дюбель?

– Нет, который закручивают…

– Болт, саморез, шуруп, дюбель-гвоздь, глухарь?

– Ну, как он называется который закручивают?

– Они все закручиваются. Так! Отец что делает?

– Не знаю… В кладовке возится…

– Понятно. Как закручивающийся выглядит? Он тебе показал?

– Нет. Он сказал: купи это… который закручивается. Я один раз покупал такой.

– Хорошо, будем искать методом тыка. Иди сюда! Этот?

– Похожий. Но там на нем такая штучка, пластмассовая…

– Сюда иди. Вот этот?

– Да! Да!

– Запомни! Это дюбель-гвозди… И сколько нужно?

– Одна штука.


Заходит дед, щетина трехдневная, волосы белые лохматые, спортивная шапка набекрень, на лице старческая беззаботность.

– Это… – говорит он после приветствия, и начинает копаться в памяти, поднимает глаза к потолку, машет рукой с закатанным рукавом, – это! Забыл…

Мне торопиться некуда, жду.

Он шепчет губами, видно перебирает варианты:

– Это! Ты дай мне этот… Тапанчу! Точно! Тапанчу дай!

– Это же не оружейный магазин, – объясняю я.

– Да не боевой! – машет он рукой и глаза его весело сверкают.

– Я и травмат не продаю. Подожди есть у меня, – шутливо предлагаю я, – гвоздями стреляет. Страшное оружие!

– Не надо, – он отмахивается рукой, – мне другой нужен.

– Пистолет для пены?

– Нет

– Пистолет для силикона?

– Нет

– А какой тогда? – теряюсь я, – пистолет для продувки?

– Нет – отвечает дед беззаботно, – не угадал.

– Подожди, – напрягаюсь я, – пистолет для воды?

– Нет! Да у тебя оружейный магазин! И автоматы есть?