Не меньшая готовность светских властей доводить кампании против Церкви до разрыва наблюдалась и в предпринимавшихся ранее попытках ограничить надгосударственные полномочия папы. Наиболее ярким примером является, конечно же, конфликт Генриха VIII с папством по вопросу о разводе[32]. В 1509 г., когда Генрих занял трон, он женился на Екатерине Арагонской, вдове своего покойного старшего брата принца Артура. Однако к 1525 г., после того как у королевы случилось нескольких выкидышей, стало ясно, что она не сможет произвести на свет наследника мужского пола. В любом случае к 1527 г. Генрих страстно желал жениться на Анне Болейн (Scarisbrick 1968, pp. 149–150) и, соответственно, обратился к папе Клименту VII с просьбой разрешить ему развод. На стороне короля, вне всякого сомнения, было каноническое право, однако из-за сложившейся в Риме после 1527 г. политической ситуации получить согласие папы так и не удалось (Scarisbrick 1968, pp. 163–197). Тогда король и его министры оказали давление на Церковь. Вначале они настояли на пересмотре дела о разводе, затем созвали в 1529 г. парламент и позволили ему сполна выразить свои антиклерикальные настроения, с трудом сдерживаемые после дела Ханне. Наконец, они предъявили всему духовному сословию официальное обвинение в praemunire и приказали купить королевское прощение, заплатив огромный штраф (Lehmberg 1970, pp. 109–113). Ни один из этих угрожающих жестов, однако, не произвел никакого впечатления на папу, и тогда король, полный решимости получить развод, довел дело до разрыва, чтобы добиться искомого результата.

Заигрывание светских правителей Северной Европы с лютеранством более, чем что-либо другое, способствовало продвижению дела Реформации и лютеранской церкви. Разумеется, светские правители вряд ли были искренне заинтересованы в таком результате. И время появления, и характер реформаторских движений, которые они инициировали, говорят о том, что учения Реформации их почти не волновали и использовались лишь как идеологическое оружие в борьбе за богатства и полномочия Церкви. Некоторые правители (особенно Генрих VIII) никогда не были склонны к лютеранству, а другие, обратившись (как Густав Ваза), по-видимому, приняли лютеранскую веру лишь как средство достижения своекорыстных целей. Однако вопрос о мотивах не главный. Главным был вопрос о легитимации кампаний, направленных против полномочий Церкви. Когда власти принимали решение об отмене церковных юрисдикций, им требовались аргументы, доказывающие, что Церковь не имеет никаких прав на осуществление каких-либо юрисдикций. Это приводило власти к союзу с лютеранами. Независимо от стоявших за этим мотивов, результатом в каждом случае было одно и то же: платой за разрыв с Римом служило распространение лютеранской ереси. Это относится и к кампаниям, нацеленным на установление контроля над церковными богатствами. Необходимость в легитимации этого шага заставляла искать любые аргументы в пользу того, что истинная Церковь есть всего лишь congregatio fidelium и у нее нет никаких прав на огромные мирские владения. Это вновь приводило к союзу с лютеранами и вновь, независимо от мотивов, к тому же результату: за свою алчность князьям приходилось платить поддержкой «полной и праведной» Реформации.

ВРАГИ Лютера часто сравнивали Реформацию с чумой, считая, что она несет массовую духовную смерть[33]. Выше мы пытались объяснить, почему болезнь оказалась такой заразной и охватила столь обширную территорию Северной Европы. Рассмотрим теперь этапы распространения эпидемии, проходя через которые социальные и политические доктрины Реформации приобретали многочисленных последователей среди населения, а затем официально признавались светскими правителями в Германии, Англии и Скандинавии.