– Целую, – улыбнулась Аликс.

– И я тебя тоже.

– Я решил завтра уехать, – объявил Джаред своему деду Калебу. Беседа проходила на кухне Кингсли-Хауса ранним вечером. Джаред только что вернулся с рыбалки и еще не успел принять душ и переодеться. – Я собираюсь почистить рыбу, а утром отнесу ее Дилис и покину остров.

– Я думал, ты пробудешь здесь до осени. Кажется, у тебя на острове какая-то работа? Разве нет?

– Да, но я могу заняться ею и в Нью-Йорке. – Джаред вывалил рыбу из ведра на широкую сливную полку раковины.

– Речь шла о каком-то доме, верно?

– У меня заказ на проект дома в Лос-Анджелесе для пары кинозвезд. Что их брак не протянет и двух лет, это уж их проблемы. По-моему, я говорил тебе об этом.

– Помнится, ты пожаловался, что в Нью-Йорке на тебе лежит столько обязанностей, помимо проектирования, что тебе некогда думать ни о чем другом. Ты объявил, что хочешь прожить год на Нантакете… Как ты выразился? Что-то насчет корней.

– Ты сам отлично знаешь, я сказал, что хочу вернуться к своим корням.

– А я уверен, ты употребил слово «нужно». Тебе нужно понять, где твое место. Это правда, или я подхватил какую-то болезнь, разрушающую мой разум?

– Ты слишком для этого стар. – Грязный, усталый, Джаред был голоден и зол. Да, он собирался провести на острове все лето, но потом его тетя оставила дом… ей.

– Итак, ты бежишь, – заключил Калеб. Стоя возле кухонного стола, он сверлил внука гневным взглядом. – Бросаешь юную Аликс.

– Этим я лишь оказываю ей добрую услугу. Защищаю ее. Тебе лучше, чем кому бы то ни было, известно, на что похожа моя жизнь. Разве девушка такой участи заслуживает? Лучше будет, если она так и не узнает, кто я на самом деле. Как большинство студенток, она, наверное, воображает меня героем. А я даже близко на него не похож.

– Наконец-то мы услышали правду.

– А ты что думал? Что я боюсь, как бы она не попросила у меня автограф? Против этого я бы не возражал. – Джаред криво улыбнулся. – Желательно на какой-нибудь части тела. Но только не в данном случае. – Он начал было чистить рыбу, потом внезапно передумал и, подойдя к высокому шкафчику за холодильником, налил себе рома с колой. – Что случилось с лаймами? Здесь их было полно.

– Я их съел, – язвительно отозвался Калеб, хмуро глядя на внука.

– От тебя никогда не дождешься прямого ответа. – Осушив бокал, Джаред наполнил его вновь и, усевшись за стол, обвел глазами кухню.

– Думаешь выбросить мебель и поставить новую, с гранитной столешницей? – осведомился Калеб.

Джаред едва не поперхнулся.

– Что за вздор? Так надругаться над кухней!

– Да кто-то обмолвился. Кленовые шкафчики и гранитная столешница.

– Не говори ерунды! – воскликнул Джаред. – Меня воротит от таких шуток. Эта кухня превосходна в своем нынешнем виде, ее не нужно менять.

– Я помню, как ее устанавливали, – вздохнул Калеб.

– Это был Пятый, верно?

– Четвертый, – покачал головой Калеб, перебирая в памяти старших сыновей своего рода, одного за другим. Их с Валентиной сына назвали Джаредом, дав ему второе имя отца. От матери он унаследовал фамилию Монтгомери, а от семьи Калеба – Кингсли. Даже теперь, много лет спустя, Калеб содрогался от отвращения, думая о том, на что пришлось пойти Валентине, чтобы сын носил отцовскую фамилию. Желая сохранить в памяти поколений волю Валентины, Калеб установил традицию давать старшему сыну в семье имя Джаред Монтгомери-Кингсли и тщательно следил, чтобы она соблюдалась. Последний из его потомков, самый своевольный и упрямый из всех, был Джаредом Седьмым.

– Не сомневаюсь, ты хорошо помнишь, что делал каждый из них. – Джаред продолжал разглядывать старую кухню.