– Почему вы здесь? – Я встала прямо перед ними. Женщина прижала к себе дочь, которая чуть не падала в обморок и я невольно смягчилась.
– А где нам еще быть? – Ответил Филипп. – Мы такие же пострадавшие, как и ты!
– Вот как?! – Я шагнула к нему. – Обсудим-ка это с военными?
В этот момент мне на помощь подоспела Эбби, она чуть было не схватила женщину за грудки, но та умоляющим тоном упросила нас дать им все объяснить. Мы ушли с собрания и вернулись в дом. Ева уже не могла стоять, ее всю трясло и Филипп отнес ее в комнату. Мы с женщиной остались в холле.
– Что с ней?
– Ломка. Грин подсадил моих детей на таблетки. Вообще всех детей.
– Рассказывай с самого начала.
– Рассказ получится короткий. – Она тяжело выдохнула. – Меня и моего мужа поймали люди Грина, когда мы искали еду, наверное через неделю после начала… ну, всего этого. Дети сами пришли к нему, спустя время. Нас с мужем заставили покаяться в грехах и принять условия работы на него. Муж отказался быть одним из них и его сразу же застрелили, без разговоров. Потом, не знаю зачем, ему заклеили рот черным скотчем и повесили под вышкой на несколько дней. – Тут она остановилась и утерла глаза. – Детей куда-то увезли, а меня… ну в общем… УГОВОРИЛИ принять условия босса. Другие женщины, как я, сказали мне, что их детей тоже забрали и подсадили на вещества. Им давали разные задания, заставляли приводить людей к Грину и за это разрешали им видеться с родителями. Вы у моих были первыми, когда вас привели я увидела их впервые за два месяца, они даже не знали, что их отца больше нет. – Она снова помолчала. – Филипп сам каким-то чудом слез с таблеток, но Ева не смогла… – И тут она разрыдалась. Не в состоянии взять себя в руки и успокоиться она только утирала слезы. – Простите нас! Прошу, простите моих детей!
Такое было невозможно вынести. У меня не укладывалось в мыслях, как эта женщина, и остальные, подобные ей, прошли через такой ад. Мы с Эбби еще долго обдумывали произошедшее. Меня колола совесть за мои поспешные выводы о ней и ее детях. Мне казалось, что люди либо хорошие, либо плохие. Человек либо способен на ужасные вещи, либо нет. Но тогда я задумалась, окажись я в такой ситуации, как бы я себя повела? Окажись мои близкие в опасности, разве я не сделала бы все, что угодно, чтобы их спасти? В критических условиях, возможно, мы оставляем все наши обычные установки и действуем исключительно на инстинктах, дающих нам возможность выжить. Или это всего лишь оправдание слабости и желания сдаться? Я тогда так и не ответила себе на этот вопрос. Человеческая натура не постижима.
В восемь часов утра следующего дня мы выехали из Омахи длинной цепочкой автомобилей и автобусов, в сопровождении нескольких отрядов военных, и направились в Чикаго. Пустой «Ровер» легко катил по трассе и ветер свистел в разбитых окнах. Колонна двигалась с небольшой скоростью, периодически останавливаясь для отдыха и обеда. Каждого человека снабдили едой для перекуса и необходимыми вещами, но раз в шесть часов все останавливались и получали горячий обед. Меня удивила, после всего хаоса, что преследовал нас последние недели, слаженная работа военных. То, как организованны они были, как быстро работали. Этот «порядок» успокаивал. За время пути до Чикаго я практически пришла в себя, будто зарядилась их энергией. Они стали для меня островком нормальности в море кошмаров. Эбби была одной из них. Той, что сохраняет хладнокровие, не смотря ни на что. Ее работа закалила ее, ведь еще до беспорядков она провела какое-то время в реальном мире и знала паршивую натуру людей лучше меня. А меня будто с головой окунули в чан с дерьмом, который всю жизнь стоял рядом, но его никто не замечал. Но они знали. Военные все это уже видели, конечно в меньших масштабах, но они уже проходили через это, и потому сейчас они были здесь и, как и раньше, делали свою работу. Большая часть военных в стране с начала беспорядков осталась верна себе и своему делу. Это восхищало.