Наступила тишина, прерываемая лишь криками во дворе и буханьем баскетбольного мяча.

– Что ты молчишь?

– Я не знаю, что сказать. Зачем ты мне все это рассказываешь?

– Я уверена, что Мора именно так и думает. Вот я и хочу посмотреть на себя с ее позиции. Да, конечно, иногда я выгляжу сумасшедшей. Я многое принимаю близко к сердцу. Часто впадаю в гнев. Так вот, теперь я пытаюсь понять: могла ли я сделать то, в чем меня обвиняют, а потом просто подавить все воспоминания о содеянном?

– И что же? – удивилась Ингрид, отчего между бровями у нее пролегла глубокая складка.

– Вот я все и думаю: могла я или не могла? Даже сидя на таблетках, я бы все равно запомнила, что случилось. Теперь, сидя здесь, я пересматриваю свое прошлое и понимаю, что Стюарт делал со мной ужасные вещи, которые причинили моей психике серьезный вред. Насилие, что же еще… Но раньше я об этом не думала. Даже если и думала, то спрятала глубоко внутри. Но в любом случае вся эта ерунда о мотивах не имеет никакого значения. Я никого не стала бы убивать, будь у меня причина или нет.

Табита снова взглянула в лицо Ингрид.

– Нет, я не прошу верить мне. Все обвиняемые твердят, что они невиновны.

– Некоторые – да.

– Беда в том, что то, о чем я знаю, или думаю, что знаю, не очень-то поможет мне на суде. Глупо, конечно, но я не хочу, чтобы меня умело защищали. Не нужно, чтобы кто-то разрабатывал для меня стратегию. Я хочу знать правду, пусть она даже будет страшной и доведет меня до дурдома. Понимаешь, я никак не могу вспомнить тот день. Все пытаюсь, пытаюсь, но передо мной словно белый лист и лишь несколько не связанных друг с другом эпизодов. Честное слово, я не знаю, что тогда произошло. Звучит убедительно, да?

Ингрид скользнула по ней тревожным взглядом.

– А твой адвокат что? – спросила Табита.

Ингрид пожала плечами, и лицо ее приобрело суровый оттенок:

– Он обещал мне больше, чем сделал.

Проснувшись рано утром, она какое-то время не могла понять, где находится. Вокруг сгущалась молчаливая тьма, и только ровное успокаивающее дыхание Микаэлы вернуло ее в явь.

Суд был назначен на следующий день. Неплохо бы подготовиться – Табита попыталась представить себе заседание, но у нее ничего не вышло. Ее мир сжался до размеров тюремной камеры, до собственных мыслей, от которых она никак не могла убежать.

Время здесь было бессмысленным и неумолимым, оно измерялось отпиранием и запиранием дверей, скудными завтраками, невкусными обедами, паршивыми ужинами и прогулками кругом по двору. Но через двадцать шесть часов Табите предстояло ненадолго вернуться в прошлое. Она справила нужду, вымыла руки, сполоснула лицо, почистила зубы и облачилась в надоевшие бесформенные штаны и плотный кардиган.

Табите вдруг подумалось, что у нее нет подходящего костюма для судебного заседания, а Шона уже не успеет привезти нужное.

Она порылась в своих футболках, штанах, свитерах, но все было измято и в пятнах. Просить одолжить что-нибудь Микаэлу было бессмысленно – ее ночная рубашка показалась бы на Табите целым платьем. Табита представила себя перед судьей в своем замызганном спортивном костюме, с отросшими волосами, поломанными ногтями, с разбитой губой, и на мгновение уронила голову на руки, чувствуя себя брошенной и совершенно уничтоженной.

– Можно попросить тебя об одолжении?

– Разумеется.

Ингрид приглашающе похлопала по сиденью стула, который стоял рядом. За окном хлестал зимний дождь, такой плотный, что в окне было не различить ни полей, ни деревьев.

– Дело в том, что у меня ничего нет, чтобы одеться в суд. Я и подумала, можно ли что-нибудь позаимствовать. Ты всегда хорошо одета.