Это просто… жест поддержки. У меня и в мыслях нет ничего предосудительного.

Это же Пуговица – я ей сказки читал, украдкой, чтобы не видела Марина, откармливал конфетами, когда девочку за какой-то проступок лишали сладкого.

Даже сегодня, когда собирался, чуть было не сунул в карман пиджака пару крафтовых мини-шоколадок, которые, уже и не помню кто, привез из Бразилии в качестве презента.

Быстро одергиваю руку.

Я перестал быть робким с женщинами лет в шестнадцать. После того, как обогнал в росте всех одноклассников, начал заниматься спортом и правильно питаться. Годам к двадцати уже обзавелся богатым опытом, но никогда не считал себя «кобелем» или «мачо». На что еще дана молодость, если не на эксперименты, возможности и красивых женщин?

Но сейчас как-то очень не по себе.

— Слушай, Ви, - нарочно увожу тему, чтобы это молчание между нами перестало быть таким гнетущим, - на таких мероприятиях обычно просто едят, а еще пьют.

— Есть я умею, - оживляется она. – С пить сложнее.

— Ай-ай вам, барышня, о таких вещах нужно предупреждать заранее, - тоже расслабляюсь я.

— То есть… возвращаемся? – Ви смотрит на меня таким удивленным взглядом, будто уверена, что я все это серьезно.

Уже откровенно смеюсь, потому что хоть сколько бы лет мы не виделись – она все такая же доверчивая и капризная. Даже сейчас, хоть расстроена и чуть не плачет, обиженно дует губы.

— Поздно, Пуговица. Придется учить тебя пить. Бокал шампанского, думаю, осилим. На двоих.

— Я на еде отыграюсь, - немного расслабляется Ви. И, явно подражая героине какого-то фильма, декламирует: – Буду есть много - и ничего, что это неприлично.

А вот я бы с удовольствием посмотрел, как она ест.

Сто лет не был в компании женщины, которая просто наслаждается блинчиком с медом, а не пытается произвести впечатление своим эффектным владением вилкой и ножом.

13. Глава тринадцатая: Олег

Глава тринадцатая: Олег

Сегодняшний вечер проходит в не особенно крутом, зато уютном и приятном ресторане. Здесь достаточно просторно, много воздуха и рассеянного света. На стенах развешены детские рисунки в рамах, иногда собранные в целые тематические экспозиции, и все это – под выгодно направленными лучами точечных миниатюрных прожекторов.

Эти рисунки не несут никакой художественной ценности, но в них есть душа и искренность, и желание жить.

Мы еще только вошли, а Ви уже «нарушает протокол» - сразу идет к стене, разглядывает очень неаккуратный рисунок, больше похожий на первую попытку взять в руки карандаши и краски. Ничего такого: семья, дом на природе, домашнее животное больше похожее на инопланетное существо, чем на овчарку (догадываюсь, что это собака по характерному отпечатку лап, ведущих в сторону дома).

— Этот вечер – чтобы собрать деньги для детей? – Ви очерчивает в воздухе контур дома с покосившейся от отсутствия мастерства «художника» крышей. – Это ведь не какая-нибудь афера?

— Все очень серьезно и все на хорошее дело, Пуговица.

Хотя немного царапает, что и она тоже, как многие в нашей стране – да и за ее пределами тоже – считает, что в мире больших денег все только ради выгоды, для отмывки и на самом деле просто еще один способ увести капитал «в тень».

Эвелина идет вдоль стены и снова останавливается, на этот раз возле рисунка, на котором изображена маленькая девочка в инвалидной коляске. Ребенок на рисунке гладит лежащую на коленях кошку.

Если бы я уже не перевел Ирине средства, то обязательно бы сделал это сейчас. Потому что все это задевает слишком глубоко. Думал, уже переболело, зарубцевалось. А хрен там.

Мы с Аней так долго хотели детей, прошли десятки врачей, лечились – и в итоге ничего не получилось. Поначалу мне даже казалось, что несмотря на страшный диагноз жены – «полное бесплодие», у нас все получится. Потому что я хорошо зарабатывал, она очень хотела стать матерью. Мы могли выбрать любого врача, любую клинику. У нас было все. Но жизнь доказала, что очень многое невозможно купить не потому, что недостаточно зарабатываешь или хочешь, а потому что это просто не продается.