Был еще один выход: воспламениться духом, выразить свою ненависть ко всему этому. Именно ненависть как более высокую степень по сравнению с неприятием. Она единственная может привести к оправданию перед высшими силами, ну а дальше, может быть, и к прощению. «Пусть ярость благородная…» Аристотель определил катарсис как очищение человеческих страстей через трагедию. Вот только ярость по щелчку пальцев не вызывается.

В любом случае показывать свою растерянность Варе было нельзя. Потому, придав лицу равнодушное выражение, я решил выиграть время самым естественным для текущей ситуации способом – поцелуем, обрывающим всякие разговоры. А сразу после продемонстрировать собственную осведомленность, обозвав ее «полезных людей», с которыми она собиралась меня знакомить, английскими шпионами.

Это вызвало у Вари явное замешательство. Тогда я поинтересовался, платят ли «полезные люди» за нежную дружбу.

Варя ответила:

– Да. У приличных людей это называется благодарностью за информацию.

Все эти детали стали позднее предметом детальных обсуждений с Артемом Ивановичем. В какой-то момент начало казаться, что Варя – центр вселенной.

Но только я это мысленно сформулировал, как прозвучал тихий приказ Грохота:

– Срочно займитесь Семагами!

Заняться предстояло мне с Вольским, надо полагать.

А дальше все раскручивалось как маховик.

Произошли еще две семейные встречи с Семаго – мужем и женой. На первой, приятной и спокойной, мы с Арсением, как всегда, обсуждали преимущества ушедшего в небытие СССР. Почитай, все бесплатно – и образование, и медицина. А пенсионное счастье! Но все перечеркнуло смертоносное вторжение в Афганистан. Без него успешные люди наподобие Арсения счастливо и без проблем дослужили бы родине до почетных отставок. А что теперь?

Вопрос из уст обычно спокойного Семаго звучал злобно и угрожающе. Ларчик открывался просто. Это история отечества, получается, виновата. А без нее Семаго нипочем не втравился бы во всю эту гнилую и опасную для жизни историю. Даже странно, что он так нервничает, не вчера же это с ним приключилось…

Катя и Полина Семаго уединились на кухне для обсуждения кулинарных секретов. Я нашел момент попросить жену выяснить у Полины причины взбудораженности Арсения.

А мужчинам нужно было сменить тему. Мне пришла идея натолкнуть Арсения на обсуждение его бывших коллег-дипломатов. Семя попало на добрую почву и принесло плод. Все посольские – мерзкие доносчики или жалкие бездарности, были развенчаны. Но в причинах состояния самого Семаго следовало разобраться безотлагательно.

Семья отставного советского дипломата казалась дружной, супруги с виду отлично дополняли друг друга. Взгляды на жизнь главы семьи были прямолинейно незамысловатыми. Такие люди обыкновенно идут к цели, не сворачивая. Прекрасное качество даже для дипломата, если оно сопровождается солидным весом и мощной инерцией.

А тихая и незаметная Полина придавала Арсению остойчивость и равновесие – как кораблю в море. Никакая заграница и дипломатический статус не поменяли ее кулинарных пристрастий: оливье по-советски, солянка и винегрет с квашеной капустой. Или манеры носить одежду: сумка и туфли одного цвета, дома – тренировочный костюм с наброшенным на плечи платком. Волосы заплетены в косу, на лице смущенная улыбка. И все это на дальнем плане, в тени мужа.

Семейная идиллия была бесцеремонно и подло нарушена. Причиной, конечно, стала женщина. И было очевидно, какая. Графиня Варя Смолоногова, затмившая своим роскошным явлением все, что окружало Арсения. Я как наяву видел ее хватку, намертво сразившую Семаго. Бедняге оставалось, словно лунатику-аутисту, исполнять желания Вари или даже намеки на эти желания.