Все постепенно становилось на свои места. Под вывеской легальных продаж старых военных кораблей действовала мощная преступная группа из высшего морского офицерства и чиновников, распродающих практически новые миноносцы и сторожевые корабли.
Варя подтвердила, что сделка по покупке и перепродаже Китаю двух ракетоносцев и списанной по договоренности с командованием дизель-электрической подводной лодки находится на завершающей стадии. И да, это был тот самый контр-адмирал Мурашко, без пяти минут замминистра и командующий Дальневосточным флотом, по приказу которого сделке дали зеленый свет.
История обрастала и другими именами, названиями вовлеченных в сделку служб и сопутствующими деталями. Например, такой мелочью как фатальное устранение двух слишком любопытных капитанов первого ранга. Они взялись активно проверять состояние списываемых на лом практически новых кораблей. Стало понятно и положение несчастного Арсения Семаго, который и хотел-то всего-навсего подзаработать деньжат, а заработал неизбежную вышку в силу своей осведомленности обо всех причастных лицах. Он оказался единственным участником сделки, информированным обо всех деталях.
Потом случился еще один знаменательный разговор, во время которого Варя раскрыла обстоятельства, часть которых стала для меня откровением. Успех сделки был предрешен поддержкой осведомленной обо всем Конторы.
Выяснилось это не напрямую, а из признания Вари, сделанного шепотом:
– Вольский – мой осведомленный друг и защитник. Я ему очень многим обязана.
Вдобавок она упомянула, что Контора не знает и десятой части деталей сделки. Я хотел сказать: «Именно, дорогая – не знает. Пока». Но не сказал, а тоже шепотом попросил объяснить, что Варе от меня нужно. Разумеется, учитывая тот факт, что она меня «полюбила безумно и навсегда».
Последовала реакция:
– Хочешь оскорбить девушку сомнениями?
«Уже оскорбил в сердце своем», – подумал я.
Стали выясняться замечательные обстоятельства. Давнее Варино намерение сблизиться, оказывается, было связано с планом познакомить меня с полезными для моего настоящего и будущего людьми. Во время нашего общения стала очевидной ее полная осведомленность о моей связи с Артемом Ивановичем и понимание роли нас обоих в игре, затеянной невидимыми кукловодами из высшего эшелона двух лучших разведок мира.
Всё это можно было воспринимать как байки на подушке – но только до той секунды, когда ее шепот не коснулся Семаго, а это породило необъяснимое ощущение опасной напряженности.
У меня – в который раз за последние месяцы – появилось чувство пловца в грохочущем, несущемся неведомо куда потоке: ни выскочить, ни свернуть. Особенно меня удручал бледнолицый Вольский. Роль его была еще не до конца понятна, но известные мне эпизоды с его участием кончались лужами крови и уродливыми трупами.
Предстояло вырабатывать внутреннее отношение ко всему этому, но на ум приходило только беспомощное: «Я-то здесь при чем?»
В моих размышлениях о собственной ответственности за произошедшее, происходящее и грядущее не хватало важного звена. Я понимал, что моя косвенная, а возможно, и прямая причастность к смерти всех этих людей способна отравить существование. Но постыдное ощущение своего могущества и превосходства тоже никуда не девалось. Скелеты из прошлого соединялись с трупами сегодняшними. Много лет назад забитый кастетом рыжий. Расстрелянный в упор предатель в аэропорту. Изощренно, садистки умерщвленная сладкая парочка.
И я был причастен ко всем трем эпизодам. Чувство сопричастности даже вознаградило меня новыми ощущениями: внутренней силы, уверенности в справедливости произошедшего, душевного равновесия. Так в чем же дело? Откуда сомнения?