Но еще более внятно, чем эти слова, говорило о радости и признательности дона Альфонсо его лицо, просиявшее счастливой мальчишеской улыбкой.

Прежде чем отправиться в Сарагосу, донья Леонор снова посоветовалась с Иегудой и доном Манрике де Ларой. Они сошлись на том, чтобы предложить арагонцам следующее: Кастилия выведет свой гарнизон из Куэнки и примет на себя обязательство в течение двух лет не посылать военные отряды к границам графства Кастро, а Арагон, со своей стороны, обязуется воспретить Гутьерре де Кастро дальнейшие враждебные выходки. Если этот Кастро признает себя вассалом Арагона, Кастилия не станет возражать, однако от своих притязаний не откажется. Что же касается верховенства Кастилии над Арагоном, этот вопрос остается открытым, а состоявшейся в Бургосе церемонии незачем придавать слишком большое значение: ведь обязательство оказывать соседям помощь и защиту, взятое на себя кастильским королем, вступит в силу лишь тогда, когда Арагон уплатит причитающиеся в таких случаях сто золотых мараведи, – между тем Кастилия не настаивает на этой выплате.

В Сарагосе молодой король принял донью Леонор чрезвычайно учтиво, однако не скрыл от нее, что горько разочарован недавними событиями в Бургосе. Королева не стала оправдывать своего Альфонсо, зато рассказала, как угнетает его долгое перемирие с Севильей, заключенное по совету чересчур осторожных министров. Кастильский король всем сердцем желает искупить поражение, нанесенное ему Севильей, и во славу Креста одержать новые победы над неверными. Добиться этого в счастливом союзе с Арагоном, который казался легкоосуществимым, было бы намного проще, и в своей рыцарской пылкости ее супруг излишне поторопился. Она понимает обоих государей – и дона Альфонсо, и дона Педро. Она смотрела ему в глаза так открыто, так сердечно, по-матерински, по-женски.

Дону Педро в беседе с великодушной и привлекательной дамой с трудом удалось сохранить вид неприступного достоинства, подобающий оскорбленному рыцарю. Он сказал:

– Ты, о госпожа, смягчаешь поругание, какому подверг меня твой супруг. И я признателен тебе за это. Вели своим советникам переговорить с моими.

Прощаясь с доном Педро, донья Леонор в столь же милых, женственных выражениях, как в прошлый раз, намекнула на возможность более тесного союза между королевскими фамилиями Кастилии и Арагона. Дон Педро опять покраснел.

– Я почитаю тебя, госпожа, – ответил он. – Когда ты впервые одарила меня благосклонной улыбкой, в сердце моем расцвела радость. Но ныне воцарилась суровая зима и все заледенело. – С видимым усилием он продолжал: – Ради тебя, о госпожа, я велю своим советникам согласиться на предложения Кастилии. Я буду соблюдать мир с доном Альфонсо. Однако альянсу не бывать, он сам его разбил. Я не хочу, чтобы он стал моим тестем. И отправляться в поход вместе с ним я тоже не собираюсь.

Донья Леонор вернулась в Бургос. Дон Альфонсо хорошо понимал, чего ей удалось добиться: война предотвращена.

– Ты умница и настоящая дама, Леонор, – похвалил он. – Ты моя королева, ты моя жена.

Той ночью дон Альфонсо любил жену, родившую ему трех дочерей, не менее страстно, чем в ту первую ночь, когда познал ее.

Почти полтысячелетия владели мусульмане Иерусалимом, но наконец Готфрид Бульонский во славу Креста отвоевал у них сей город и основал там Иерусалимское королевство. Однако господство христиан продлилось лишь восемьдесят восемь лет, теперь город вновь перешел в руки мусульман.

В том походе на Иерусалим предводительствовал Юсуф, прозванный Саладином[60], султан Сирии и Египта, а сражение, в котором он одержал решающую победу, состоялось близ горы Хаттин, на запад от Тиверии. Очевидцем сей битвы был мусульманский историк Имад ад-Дин. Он был другом Мусы ибн Дауда и подробно описал ему это событие в письме.