«Вражеские латники, – сообщал он, – были неуязвимы, пока оставались в седле, ибо железные кольчуги покрывали их с головы до пят. Но стоило сразить коня, погибал и всадник. В начале битвы они походили на львов, а когда все было кончено, уподобились разбегающейся отаре овец.

Ни одному из неверных не удалось уйти. Было их сорок пять тысяч; в живых не осталось и пятнадцати тысяч, и те были взяты в плен. Все попались к нам в руки – сам король иерусалимский и все его графы и вельможи. Веревок от палаток не хватало, чтобы их вязать. Я видел тридцать или сорок из них, ведомых на одной веревке, я видел более ста пленников под охраной одного нашего воина. Все это зрели мои благословенные очи. Погибло около тридцати тысяч врагов, но и в плен попало великое множество. Я видел, как наши продавали пленного рыцаря за пару сандалий. Уже целое столетие не случалось, чтобы пленных меняли так дешево.

Какой гордый и внушительный вид имели христианские рыцари несколько часов назад! А ныне графы и бароны стали добычей охотника, рыцари – снедью львов; кичившиеся своей свободой были повязаны веревками, закованы в цепи. Аллах велик! Они звали правду ложью, Коран – обманом. Теперь они сидели полуголые, понурившиеся, безжалостно сраженные рукою истины.

Ослепленные глупцы, они взяли с собой в битву свою величайшую святыню – крест, на котором скончался их пророк Христос. Ныне сей крест в наших руках.

Когда битва была кончена, я взошел на гору Хаттин, чтобы оглядеться вокруг. К слову сказать, на этой самой горе Хаттин их пророк Христос произнес знаменитую проповедь. Я окинул оком поле битвы. И мне ясно представилось, что может сделать народ, благословенный Аллахом, с народом, над коим тяготеет Его проклятие. Повсюду валялись отрубленные головы, искромсанные тела, отсеченные конечности; повсюду видел я умирающих и мертвецов, покрытых кровью и прахом. И вспомнились мне слова Корана: „И говорят неверные: Ужель, когда мы станем прахом, воскрешены мы будем?“».

В письме историка Имада ад-Дина, воодушевленного сим зрелищем, было еще много подобных фраз. А закончил он словами: «О, сколь сладостен запах победы!»

Муса читал его письмо и все больше огорчался. Со стены на него глядело старинное мудрое изречение, начертанное куфическими письменами: «Унция мира дороже, чем сто пудов побед»[61]. Во время священной войны многие достойные мусульмане, осмелившиеся напомнить сию мудрость, приняли казнь как еретики. И все же многие мудрые люди не уставали повторять эти слова. Бывало, произносил их и друг его Имад, тот, кто написал вот это письмо; однажды какой-то фанатик-дервиш чуть не убил Имада, услышав подобные речи. А теперь друг его пишет такие строки!

Да, все так и есть, как сказано в Великой Книге евреев: иецер ха-ра, «злое начало», владеет человеком с младых ногтей. Людям всегда нравилось кого-нибудь гнать и избивать, рубить и убивать, и даже столь мудрый человек, как друг его Имад, нынче «упивается вином победы».

Ах, уже недалеко то время, когда многие, очень многие упьются вином войны. Теперь, когда Иерусалим вновь перешел в руки мусульман, христианский первосвященник, конечно же, всех призовет к священной войне, и много еще будет полей битвы, подобных тому, кое описал Имад с такой ужасающей наглядностью.

Так оно и вышло.

Весть о падении Иерусалима – города, который меньше чем девяносто лет назад был завоеван крестоносцами ценой неимоверных жертв, – повергла весь христианский мир в скорбь и отчаяние. Все предавались посту и молитве. Князья церкви отказались от роскоши, дабы их строгая воздержанность служила примером для остальных. Даже кардиналы давали обет не садиться на коня, пока землю, по которой ходил Спаситель, топчут и оскверняют нехристи; лучше уж они, кардиналы, будут пешком странствовать по христианским владениям, питаясь милостыней, призывая к покаянию и возмездию.